В конце-концов мы нашли укромное место на задворках художественного музея, въехали на тихую одичавшую аллею, где за голыми тополями и липами в кустах шиповника и акации прятались Ленин, Дзержинский, Фрунзе и еще какие-то революционеры с побитыми каменными лицами.

— При Сталине такого не было, — сказал Димка и нервно хихикнул, закуривая. Он был единственный, кто решился выйти из машины. Я даже дверь не стал открывать, лишь опустил стекло.

— Думаю, теперь всем понятно, что поездки за родителями и прочими родственниками отменяются? — спросил Димка, мрачно глядя на расколотый бюст Ильича. — Мы просто где-нибудь завязнем, если не сразу, то на обратном пути.

— Что ты предлагаешь? — спросил я, понимая, что он прав, но не уверенный, что это понимает Оля.

— Надо вернуться на стоянку. И хорошо бы заглянуть по пути в мой район. Если представится возможность, я бы попробовал подняться в квартиру. У меня там осталось много чего полезного.

— Надо ехать ко мне, — опасливо приоткрыв дверь, сказал Минтай.

— Возможно, эти твари узнают друг друга по запаху, — не обращая на него внимания, продолжал рассуждать Димка. — Мы можем увешаться их потрохами и пройти скозь толпу, а они нас не тронут, думая, что мы тоже зомби.

— Ты видел это в кино? — догадался я.

— В сериале, — кивнул Димка.

— Я пас. Экспериментируй сам, если хочешь.

— Надо ехать ко мне, — повторил Минтай.

В кустах завозилось что-то. Димка резко повернулся, выронил сигарету, схватился за открытую дверь. И выдохнул, чуть расслабившись: из-за опрокинутого безымянного памятника выбрался грязный мокрый доберман. Он посмотрел на нас грустными глазами и, зевнув, сел против наших машин.

— После этого «Тополя» нервы ни к черту стали, — пожаловался Димка, косясь в сторону пса. — Кстати, ты обратил внимание, что там были другие зомби?

— В смысле?

— Они отличались от тех, что мы встретили в первый день. У них даже коконы немного разные.

— Я не заметил.

— Да послушайте вы меня! — завопил Минтай. — Я дело предлагаю, а вы носы воротите! Или вам оружие больше не нужно? Так и скажите тогда, и я заткнусь в тряпочку.

— Какое оружие? — Димка аж подпрыгнул.

— Обычное, — чуть спокойней сказал Минтай. — Огнестрельное. Говорю же: ко мне надо ехать. У меня отдельный дом. Глухой забор из профнастила. Еды минимум на неделю. Дизельный генератор. Колодец. Камин. Дрова.

— Нет-нет. — Димка затряс головой. — Что ты говорил про оружие?

— В моем доме оружия нет, но оно есть у соседа. Он охотник. Подполковник в отставке. Полжизни провел в Сибири. У него три сейфа с ружьями. Может еще что-то есть. Наверняка!

— Ты-то откуда знаешь?

— А он приятель мой. Мы в баню вместе ходим, паримся. Он неделю назад улетел на Байкал, а мне оставил ключи, чтобы я собак его кормил и цветы поливал.

— И ты молчал!

— Я не молчал! Я говорил, что ко мне надо. А вы свое заладили.

— Надо было сразу объяснить.

— Да я и сам про те ружья только в «Тополе» вспомнил, — покаялся Минтай.

Димку залихорадило — он вечно такой становился, когда что-то ему в голову крепко втемяшивалось: глаза блестят, руки суетными делаются, губы сохнут. Спорить с ним таким бесполезно — это я еще по университетским временам помнил. Да, в общем-то, и спорить было не о чем. Мне все равно было, куда ехать — разве только мелькнула одна мыслишка, когда Минтай о дровах и колодце упомянул. А девчонки, как разглядели, что на улицах творится, совсем затаились, только на нас и полагаясь: сказали бы мы, что на Северный Полюс поедем, они бы и этому не воспротивились.

Так что дело было решенное — мы ехали к Минтаю домой.

Обсуждение деталей много времени не заняло. Да и не оставалось у нас лишнего времени — в зарешеченном музейном окне на втором этаже колыхалась портьера, к прутьям кованой изгороди приник поднявшийся из овражка зомби, а в конце аллеи громыхали и лязгали некрашенные ворота с гнилыми петлями.

Димка забрал к себе Минтая, чтобы тот показывал дорогу. Катя, понятное дело, хахаля своего не оставила. А вот Оля, несмотря на явное недовольство Димки, вместе с Таней перебралась в мою машину.

— Шарик, ты с нами? — спросила Оля у добермана. Тот зевнул — будто ухмыльнулся.

Пес проводил нас до конца аллеи — я следил за ним в зеркало. А потом он куда-то исчез. И мы выехали на проспект.

Я не стану в очередной раз описывать, как мы ехали через город. Я не вижу смысла упоминать названия улиц и площадей. Я не хочу писать про тех несчастных людей, что встретились нам по дороге — мы видели две небольшие группы, и мы уже ничем не могли им помочь.

Имеет смысл, наверное, только отметить, что путь наш был извилист и полон препятствий. Мы словно в центре какого-то жуткого карнавала оказались, в самой его гуще. Я шесть раз думал, что нам не выбраться из подступающих толп и глухих заторов. Мы бамперами сдвигали брошенные машины, лишь бы пролезть еще на несколько метров вперед и, возможно, окончательно застрять. Моя «десятка» глохла, и я, поворачивая ключ, был уверен, что больше она не заведется. Пути назад не было — за нами следовали целые орды голодных тварей. Зомби и чудовища, которым мы еще не дали названия, окружали нас, колотили по крышам наших автомобилей, царапали двери, скалились в окна и лезли на капот. Мы чувствовали себя консервами в жестяных банках, крышки которых уже пробил нож.

Но даже тогда я оборачивался к своим пассажиркам и улыбался им.

— Сейчас выберемся, — говорил я, уверенный, что это последние мои слова. — Еще немного — и прорвемся.

Я врал. Обманывал.

Но вдруг оказывалось, что я говорил правду.

И так было шесть