Патридж проводил гостя. Глядя вслед удаляющейся высокой фигуре Камерона, он злорадно ухмыльнулся:

«Места определились. Не он будет поучать меня тонкостям секретной службы, а я стану поручать ему делать то, что найду нужным... Если бы в мире не существовали Советы, уже сейчас можно было бы одним пинком опрокинуть старую британскую гнилушку».

Мысли Патриджа перекинулись на Европу:

«Англичане одряхлели, французы и итальянцы обанкротились. Им остается распродать за бесценок обстановку и закрыть лавочку... Вот, например, де Флорель... Когда я с ним встречаюсь, мне всегда кажется, что он уже давно работает по заданиям Дюкло. Нам такие не нужны. Только немцы! Они — солдаты. Пусть еще разок повоюют за нас... А если они снюхаются с Советами? Тогда мы их уничтожим с помощью тех же французов и англичан... Да, все было бы отлично, если бы не эти Советы!».

Холодная война в представлении Патриджа была оружием, которое должно упрочить господство американских монополий. Тесно связанный через «Юнайтед фрут компани» с бостонскими финансовыми кругами: Каботами, Куллиджами и Лоджами, — Патридж рассматривал задачи холодной войны прежде всего как деловой человек — предприниматель и обладатель солидного капитала. Он в биржевых бюллетенях разбирался не хуже, чем в шифровках своих резидентов. И он отлично понимал, что Советский Союз нанес удар не только фашистским государствам, вздумавшим конкурировать с Америкой, но и вместе с тем Уолл-стриту, отняв у него жирный кусок — часть мирового рынка. Мог ли Патридж с этим мириться? Возникновение в Восточной Европе народно-демократических государств с самостоятельной экономикой Патридж считал неслыханным грабежом. Все эти поляки, венгры, чехи, болгары!.. И что же сказать о Китае, где сам Макартур, того и гляди, вылетит в трубу?

Несколько иначе расценивал перспективы тайной войны Камерон. Много лет связанный с европейской дипломатической кухней, он отлично понимал, что холодная война — американская игра, всем же остальным отведена в ней жалкая роль — подавать играющим мячи. Как опытный разведчик, Камерон делал вид, что холодная война — совершенно новый, модернизированный метод разведывательной работы. В пятьдесят три года, когда дедовские земли давно проданы, приходится цепко держаться за свое двойное жалование. И хотя совершенно ясно, что в любом случае англичане окажутся в проигрыше, что эта тайная война — их лебединая песня, приходится соглашаться на роль резидента в Западной Германии, на отказ от каких бы то ни было самостоятельных решений...

Принимая успокоительную теплую ванну, Камерон меланхолично рассматривал изразцовые плитки.

Да! Нигде не было столько неудач и провалов, как в этой большевистской Росрии!

Взять хотя бы дело Шульгина. Редактор «Киевлянина», загримированный под местечкового еврея, без всяких затруднений проникает в Советскую Россию, беспрепятственно разъезжает по ее городам и селам, все видит, все записывает и благополучнейшим образом возвращается обратно. В Интеллидженс сервис ликуют. По шульгинскому маршруту устремляются пять талантливейших агентов английской секретной службы. Их сразу по прибытии в Россию хватают, судят и расстреливают... Шульгин пишет о своей поездке в Россию книгу. И вдруг выясняется, что в советских органах разведки давным-давно знали о его поездке! Таким образом, Интеллидженс сервис разыграл по нотам всю партитуру, подсунутую ему Чека!

А сколько надежд было связано с засылкой в Россию самого опытного заговорщика и террориста — Бориса Савинкова! «Сам» Уинстон Черчилль придавал исключительное значение этой «командировке». Но что же получилось? ОГПУ знало о каждом шаге «человека в желтых крагах» — Савинкова. Его берут., как только находят нужным это сделать. А Савинков кается, призывает своих единомышленников подчиняться Советской власти как власти русского народа. И что совсем уж неприлично — он раскрывает наши планы!

Растираясь мохнатым полотенцем, Камерон размышлял о непостижимой русской «душе», так и не понятой самыми умудренными деятелями английской секретной службы:

«Странные эти русские! Сколько французов во время революции 1789 года поддерживало коалицию Питта! Сколько французских заговорщиков, разведчиков и диверсантов погибло под ножом гильотины, и никому из них и в голову не приходило разоблачать своих английских хозяев... А русские?! Как трудно в этой стране наладить сеть разведки! Использовали мы «бывших». Но и эту карту били господа чекисты. Жалкие заговорщики выдали все и вся и вновь подорвали престиж нашей службы... Геленовская разведка — вот уж святое святых Америки. Но кто не знает ее слабых сторон? И что же ждет меня теперь, под руководством этого наглого полковника?!».

Одеваясь к обеду и с неудовольствием заметив в зеркале, как дергается мускул на левой щеке, Камерон подытожил:

«Большевизм — не только социальная опасность... Но это и русская опасность...» — и вздохнув, он отправился в Палас-отель.

За обедом в ресторане Палас-отеля Патридж благодушествовал. Отдавая дань швейцарской кухне и французским винам, он снисходительно внимал Камерону, как оказывается, большому любителю георгианской поэзии.

— Вы помните «Шильонского узника», сэр?

Патридж задумчиво потер лоб.

— Гм... Кажется, я читал эту штуку еще в школе, — сказал он неуверенно.

— Не думаете ли вы, что драматизм поэзии Байрона излишне истеричен? Во всяком случае в этой поэме. Ведь в народных преданиях бедняга Бонивар выглядит гораздо проще.

— Нет, я этого не думаю, — решительно возразил Патридж. — Ия должен сознаться, сэр Дональд, что у меня вообще не было времени размышлять о поэзии Байрона и о судьбе вашего Бонивара. Нас учили думать только о деле, и я должен вас, сэр, заверить, что я никогда об этом не пожалел.

Камерон едва заметно улыбнулся:

— Вы меня простите, сэр, но я задал этот вопрос вот почему... Вы еще не осматривали замок?

— Меня в этом смысле усиленно обрабатывал один парень, но я не поддался.

— А я как раз хотел пригласить вас прогуляться в замок. В виде послеобеденного моциона. Там бы и поговорили.

— Что же, — вздохнул Патридж, — для вас я готов и на это. Но надеюсь, нам не придется съезжать оттуда на лыжах или еще каким-нибудь неудобным способом?

— Упаси бог. Мы пройдем пешком туда и обратно.

Через полчаса они подходили к замку. Красновато-черный массив крепости на вершине скалы в лучах вечернего солнца выглядел довольно зловеще.

Камерон поднимался по крутой тропинке с легкостью горного козла. Волосы его растрепались и дерзко пламенели.

«Не голова, а красный факел», — раздраженно думал Патридж. Он все время отставал от англичанина и уже запыхался.

— Не забывайте, что я только что обедал!

Сэр Дональд тотчас остановился и попросил извинения.

— А я, сэр, с годами все меньше пользуюсь