– Ни в коем случае. Я испытывал к нему… – голем помолчал, потом поправился: – Я думал о нем только хорошие мысли.

После обеда мы с Джеймсом пошли в большую зельеварню. Заказы не терпели отлагательств, клиенты придут за ними к вечеру, так что надо было пошевеливаться. Сиарильский дворец ждал нас завтра утром, и к этому тоже надо было подготовиться.

С Ангельским пером и приворотным зельем я справилась за четверть часа. Разлила их по пузырькам, подписала. Джеймс занимался зельем Мертвой луны. В котле на сверхмалом огне клубился черный туман, пронизанный нитью лунного света, и казалось, что там ворочается какое-то живое существо. Когда все ингредиенты были добавлены, Джеймс приказал мне взяться за ложку и мешать. Я принялась за дело, но чем дольше мешала, тем труднее становилось.

Зелье сопротивлялось. Становилось густым и непослушным. В нем неизвестно откуда взялись комки.

– С ним что-то не так, – призналась я. Джеймс, который командовал пестиком и ступкой, подошел к котлу, заглянул внутрь и нахмурился.

– Странно. Хотя…

Он взял меня за руку, поднял рукав – пятно проклятия сделалось крупнее, словно соседство с Мертвой луной усиливало его. Я растерянно посмотрела на Джеймса, и он объяснил:

– Ваше проклятие отзывается на зелье. Ну-ка…

И он резким движением сунул мою руку в котел. Я заорала от боли, пробуя освободиться, но с тем же успехом можно было отбиваться от окаменевшего голема. Руку будто нанизало на огненный штырь от запястья до плеча.

Джеймс держал меня крепко, вжимая в котел. На какой-то миг перед глазами сомкнулась серая завеса обморока, и я обмякла в его руках – но почти сразу же пришла в себя и снова дернулась.

На этот раз удалось освободиться. Котел вместе с содержимым слетел с рабочего стола, я шарахнулась в сторону и замерла, сквозь слезы глядя на Джеймса.

Он, растрепанный и встревоженный, смотрел на меня, и в его взгляде я заметила торжество.

– Вы что творите? – спросила я. Боль по-прежнему наполняла руку, ощущение было таким, словно кто-то вырывал из нее кости. – За что?

– Ваше проклятие, – произнес Джеймс и вдруг улыбнулся. – Смотрите!

Я перевела взгляд на руку и увидела абсолютно чистую кожу.

Пятно исчезло без следа.

***

Некоторое время я смотрела на свою руку, избавленную от пятна – потом перевела взгляд на Джеймса и оторопело уставилась на него.

Как это? Как такое вообще возможно?

– Ну… я могу только подозревать, – медленно начал он, – что механизмы, которые творят Мертвую луну, вступили в связь с проклятием, и все разрушилось. И зелье, и оно.

Джеймс засунул руку в волосы. Улыбнулся.

– Что вы чувствуете, Абигаль?

Я прислушалась к себе. Все было, как обычно. Исчезло то ощущение туго натянутой нити в душе, которое появилось, когда Питер проклял меня. Все было, как до того дня, когда я увидела жениха в чужих объятиях.

– Ничего, – прошептала я, боясь спугнуть свое освобождение. – Все хорошо.

– И в котле ничего, – Джеймс заглянул внутрь, провел пальцем по стенке и показал мне серебристую пыль. – Слушайте, это настоящий магический феномен! Я никогда не слышал ни о чем подобном.

– Получается, и связь между нами разорвалась, – сказала я. – Питер теперь свободен.

Пресвятые небеса, теперь никому не придется умирать. Теперь все будет хорошо!

Мне хотелось кричать и плясать. Я свободна! Я не умру через пять месяцев и буду жить обычной жизнью! Работать, гулять по весенней столице, читать книги, смотреть на бабочек – мир вдруг раскрылся передо мной во всей своей красоте, во всех возможностях!

Я зажала рот ладонями, сдерживая крик, и расплакалась.

Джеймс подошел ко мне, неловко обнял, гладя здоровой рукой по плечу. А у меня началась настоящая истерика – я тряслась от рыданий, не веря в свою свободу и жизнь, и по краю разума скользило совершенно неуместное понимание: зельевар очень давно никого не успокаивал и очень давно не обнимал девушку.

Сама не знаю, откуда это вдруг пришло мне в голову, но стало как-то неловко. Я отстранилась от Джеймса, вытирая слезы, и выдохнула:

– Спасибо вам.

Он снова дотронулся до моего плеча и опустил руку.

– Все хорошо, Абигаль, не плачьте. Вы свободны, – Джеймс посмотрел на котел и признался: – Сам не знаю, как это пришло мне в голову… но нельзя же было не попробовать, правда?

– Я в долгу перед вами, – сказала я, совершенно неуместно всхлипнув и шмыгнув носом. – Если у вас есть…

И не договорила. Потому что пусть Джеймс и не давал мне повода, но что еще мужчина может попросить у женщины, особенно у той, у которой ничего нет?

Мной снова овладело смущение. И стыд.

– Перестаньте, вы мне ничего не должны, – ободряюще улыбнулся зельевар. – Котел придется выкинуть, а Мертвую луну доварить. И у нас есть еще несколько заказов, до вечера нужно справиться.

– Конечно, – кивнула я. – Только умоюсь.

Потом мы какое-то время работали молча. Я не говорила ни слова, стараясь привыкнуть к новой жизни, в которой я уже не проклятая изгнанница, а человек на своем месте при своем деле. Джеймс тоже молчал. Иногда он отходил от одного стола к другому и что-то записывал на листках бумаги. Когда мы взялись за нектар Бомбериуса, способный заживлять тяжелые раны, зельевар спросил:

– Вы любили его, этого Питера Ковина?

Я отправила в котел листья живородки, темно-зеленые, с красной каемкой, взялась за ягоды гуань-до, толстенькие, похожие на маленьких человечков, и Джеймс торопливо произнес:

– Нет, ни в коем случае не режьте. Только мелкая терка!

– Я его не любила, – ответила я, послушно взяв мелкую терку. Ягоды сердито попискивали, давая густой сок, похожий на сиреневый джем с запахом малины. Запах поднялся такой, будто мы вдруг оказались на кухне, где сотня поварих готовила варенье. – Просто привыкла к нему, привязалась… да и вообще, девушкам положено выходить замуж. А Питер богат, из достойной семьи и хорош собой.

– Да, этого достаточно для привязанности, – согласился Джеймс, и я поинтересовалась: