«— Врешь ты все! Ты не мог не мстить! Вы все… все такие же сволочи, как я! И вечно лезете не в свое дело. Как тогда, когда чуть не запороли меня на площади!

— А, ну да. — Дождь коротко засмеялся и пнул меня в бедро. — Ты ей и за это отомстил, верно. Как я мог забыть?

— За что? — Я мотнул головой, отбрасывая волосы с лица.

— За то, что не сдох тогда, после помоста для публичных казней. Знаешь почему? Знаешь?

— Нет. — Захотелось сбежать, заткнуть уши, а еще лучше забить в глотку этой сволочи какой-нибудь камень побольше. Только бы не слышать того, что он собирается сказать.

— Да неужели? Видишь ли, ты не сдох в канаве или в борделе по одной простой причине. Это она забрала тебя после порки и отвезла в дом той старухи. Заплатила ей за то, чтобы тебя, скотину, вылечили. Если бы я знал, чем это кончится, связал бы ее, уволок силой, чтобы не смела тратить себя на такое дерьмо! Лучше бы ты сдох еще тогда!

— Лучше бы… — Колкий горячий шар в горле, поселившийся там давно, еще в тот день, и уже ощущавшийся почти родным, опять раздулся, вонзая свои ядовитые иглы в гортань.

— О да, лучше бы… тогда ты не взял бы заказ на проклятие, о котором не удосужился даже узнать как следует, дурной неуч. И не схлопотал бы откат, который должен был раздробить твою вонючую душонку на тысячи осколков без надежды на возрождение.

— О чем ты? Что за ерунда? — Лежать связанным было жутко неудобно. А еще меня это страшно бесило — Дождь в который раз справлялся со мной играючи, в который раз. Скрутит, отпинает и выкинет, как шелудивого щенка, в канаву.

— Я не собираюсь выкладывать тебе все на блюдечке с золотой каемочкой. Сам вспоминай и думай, гаденыш. Вспоминай, как она тебя оттаскала за фальшивый амулет отвода. Ищи в старых книгах, как по-настоящему называлось твое проклятие. Кто его придумал. Зачем. И что за единственный способ существует для того, чтобы спасти идиота. А когда найдешь, это будет настоящая "неместь". Пшел!»

Он тогда выдал мне очередной поджопник своей силой воды. Такой, что я только на следующий день очнулся в какой-то помойке. Но слова Дождя наложились на мои собственные воспоминания. И я стал искать. Если не тело, то информацию. Знания. В том числе и здесь, в библиотеке. Чуть кишки не оставил на ее скромных бесконечных полочках.

Конечно, добыть необходимые сведения мне это никак не помогло, зато дало четкое представление о расстановке сил. Не сказать, чтобы с тех пор я слишком осторожничал, но, по крайней мере, имел выведенное опытным путем число противников, с которыми я могу справиться и уйти на своих двоих.

Благо схему здания в тот раз я изучил качественно, до сих пор с закрытыми глазами смогу назвать, где поворот в какое крыло. Не факт, правда, что назвать правильно, но ведь это все мелочи.

— Чего сник, библиотекарскую женушку вспомнил? — Ли Нин, конечно же, не поверила в мою историю позорного изгнания за совращение почтенной матроны, но это никак не мешало ей прохаживаться на эту тему.

— Как ты догадалась?

Глава 14

Ян

Мы свернули с дороги на тропку, петляющую между редкими деревьями и устремляющуюся вокруг библиотечного забора.

Ну, как забора. Полноценной крепостной стены с бойницами, за которой возвышалась еще более неприступная стена самой библиотеки.

— И кому в голову только пришло городить такую махину ради книжек? — Вопрос, конечно, был глупым, особенно с учетом того, что ответом на него являлось само наше тут присутствие. Нин-джэ, судя по выразительно вздернутой брови, подумала о том же, но комментировать, на удивление, не стала.

— Надо бы уже подыскивать местечко для лошадей. — Она замедлилась и после недолгих размышлений спешилась с очевидным сожалением. — Пойдем-ка вон туда. Полянка хорошая, вокруг деревья. Их тут, может, даже не украдут.

— Твой оптимизм достоин пера поэта. — Покидать на удивление удобное седло жутко не хотелось, но верхом под склонившимися к земле ветвями пройти не удалось бы даже при очень большом желании.

— Зато я меньше разочаруюсь, когда все пойдет по… в общем, не туда пойдет. — Нин-джэ привязала узду к кривой прочной ветке. Подергала, поморщилась, перевязала узел ниже и чуть свободнее. — Вот так. Лошади спокойные, сами не уйдут и даже не сорвутся с первого раза. Но если с нами… Если мы не сможем их забрать, то при большом желании они смогут вырваться и не умрут здесь забытыми, даже если их никто не найдет.

Ничего не сказав, я передал ей повод. Вот и как ей не сквозит на вершине ее моральных устоев, а? Нет, я все, конечно, понимаю, но переживать в первую очередь о судьбе скотины, размышляя о собственной смерти, — это немного… да. Немного слишком на нее похоже.

По мне — какая разница, что станет с твоей лошадью после твоей смерти? С лошадью, с вещами, со спутниками. Ты мертв, для тебя все закончилось. К чему печься о том, что никак больше тебя не коснется?

Впрочем, чего еще ждать от девушки, которая сочла отличной идеей лишить себя жизни ради спасения тех, кто гонялся за ней с факелами?

Пешая часть пути стремительно портила настроение.

Мало того, что плечи оттягивал тюк с вещами «госпожи Ай Сули», так еще и гробовое молчание нагоняло тоску. Конечно, болтать, подбираясь к потайному входу, было бы глупо, но понимание нисколько не умаляло раздражения.

Пока что все шло гладко. По крайней мере, малозаметный проход не охраняло ничего, кроме ладно сколоченной дверки. На вид надежной, но все же деревянной и восхитительно сухой.

Нин-джэ, бегло оглядевшись и прислушавшись в надежде сократить вероятность быть пойманными с поличным, выразительно махнула рукой, призывая к действиям. Скепсиса на хорошеньком личике хватило бы на десяток занудных счетоводов, но я старательно не обратил на это никакого внимания.

Конечно, на первых порах она была против. В целом недоверие ее можно было понять: идея вскрывать дверь в хранилище сухой бумаги огнем звучала как попытка умереть позатейливее. К счастью, демонстрация убедила ее в том, что я смогу это провернуть, не превратив все вокруг и нас заодно в унылую горстку, попахивающую гарью.

Пришлось почти на минуту