Ли Нин

Я всегда была городским человеком, но сейчас, когда с двух сторон от проселочной дороги тянулись только поля и луга, перемежающиеся редкой порослью деревьев, мне было на удивление спокойно. Травяное одеяло вторило малейшему дуновению ветра и, что самое приятное, не росло достаточно высоким, чтобы ждать беды от притаившегося там врага.

Не хотелось знать, где Ворон добыл лошадей, в конце концов, если нас поймают, конокрадство будет наименьшей из наших проблем, а сбивать ноги о мили пешего пути не тянуло ни на мгновение. Тем более что пришлось бы тащить на себе так удобно пристроенный теперь на седле тюк с костюмом «леди Ай Сули».

Когда небо под закатным солнцем окрасилось в оттенки лилового и розового, я объявила привал. Тащиться в библиотеку на ночь глядя не было никакого смысла, затеряться в общественном, пусть и охраняемом, месте средь бела дня в разы проще, кто бы что ни говорил. Мы остановились вблизи деревьев, и, пока Ворон разводил костер, я позволила себе пару минут молчаливого созерцания.

Удивительное создание. Как он умудрился оказаться на улице с разбитой мордой и под пинками? Судя по тому, как этот мошенник двигается, он слишком многое умеет. Хотя еще явно слаб. И старается, чтобы я этого не заметила. Шустрит вокруг костра один, а кажется, что тут летает, хозяйствует и каркает как минимум десяток ворон.

Если бы не одно но, я бы кое-что вспомнила. Но эта похожесть была такая мимолетная, а разница такая огромная, что мне все время приходилось ловить в себе и выдергивать с корнем боль и желание просто отвязать ночью одну из лошадей и умчаться подальше. Чтобы этой похожести, которая только ранит, больше никогда не видеть.

О том, как казнили Серебряный Голос Гореземья, я узнала в подробностях. Когда отдышалась, спустилась в предгорья и пошла по селам, маленьким городишкам, по тавернам. Если задать правильный вопрос под пиво, узнать можно многое.

Нет, я не хотела кровавых подробностей. У меня нет и не было привычки ковырять рану, растравляя ее все больше и больше. Но мне надо было точно знать. Точно. Точно!

Все равно было больно. Перед глазами вставала центральная площадь княжества Ветра. Черный помост и плаха. Когда-то Ильян едко шутил, что закончит именно там… а я не верила и смеялась, дура. Единственное, что не вязалось с его образом в цепях и на коленях перед плахой, так это рассказы о том, что преступнику пришлось затыкать рот, иначе он все время что-то орал и пытался вырваться.

Ян никогда не боялся смерти. Что же с ним случилось?

Подробности о том, что и куда покатилось после взмаха топора, я уже не выслушивала. А где хоронят казненных в столице княжества Ла Россин, я и так знала.

Шум листвы смешивался с шелестом простирающихся с другой стороны дороги лугов. Я зачарованно смотрела на разнотравье, ставшее из серо-зеленого почему-то бирюзовым, почти сливающееся на горизонте с небом. Если долго смотреть, начинало казаться, что сизые облака гуляют по траве.

Вдохнула полной грудью налетевший порыв ветра — и сердце вдруг пронзило неожиданно щемящее чувство.

Ян умер. А я? Я жива. Небеса, я жива! А ведь мне казалось, что если его не станет, то не смогу даже дышать. И что теперь? Тащусь с каким-то седым и корявым проходимцем неведомо куда и зачем.

Но жива и почти свободна. Разобраться с дурацкой татуировкой, посмотреть, как дела у моих друзей, и постараться исправить то зло, что я невольно им причинила — и подальше, туда, где никто меня не знает, к новой жизни и новым мечтам.

— Будешь? — Я не заметила, что Ворон сел рядом, пока он не сунул мне в руки запыленную бутылку. Понюхала, поморщилась. Асмантусовая настойка, серьезно?

— И сколько ты уже выпил? — Алкоголь в мои планы точно не входил, но и возвращать бутылку я не спешила.

— Пока немного. — Продувная конопатая физиономия расплылась в широкой ухмылке.

О-хо-хо, ну и рожа. Приснится — топором не отмахаешься. А наглый — придвинувшись без предупреждения, положил голову мне на плечо. Присвистнул и выдал:

— Расслабься, возможно, завтра нас повесят на воротах. Не будь такой серьезной.

Я хмыкнула. Только еще пьяных любезностей мне не хватало. Однако стряхивать с плеча лохматую голову не спешила, лишь слегка поерзала, устраиваясь поудобнее и так, чтобы его всклокоченная седина не лезла мне в ухо. И, к собственному удивлению, приложилась-таки к бутылке. Покалывающая язык сладость показалась приветом из далекого прошлого. Дождь вечно притаскивал в комнату алкоголь и прятал в тайник под подоконником. А мы с Огнем находили и втихую выпивали, вызывая праведное возмущение друга, рисковавшего задницей на досмотре у ворот. А заодно и легкую ухмылку Камня, никогда не участвовавшего в нашем веселье.

Пришла неожиданная глупая мысль, что если бы закатное солнце можно было попробовать на вкус, то оно было бы как раз таким: ароматным, густым, разгоняющим кровь по венам.

— Так что с тобой приключилось? — передала бутылку Ворону и вдруг ощутила, что пальцы его вздрагивают. Ну да он всегда отмалчивался или начинал нести чушь, когда я пыталась выяснить, какие же дары судьбы в ту ночь пережевали его и выплюнули на улицу без сил, без денег и без цели. — Ну же. Возможно, завтра нас повесят на воротах, не будь таким скрытным.

— Со мной приключилась любо-о-овь, — нараспев протянул он шутовским тоном. Лица я не видела, но в голосе отчетливо читалась невеселая улыбка. — Поганая штука, знаешь. Вот ты весь из себя такой крутой и счастливый, заполучивший почти все, чего хотелось, — а потом все разом сыплется. Мир летит к чертям, ты оказываешься в облеванном переулке с разбитым лицом и полным пониманием, что во всех своих бедах виноват сам.

Я промолчала, радуясь, что он не сможет незаметно извернуться и взглянуть на мое лицо, потому что сил держать его не было. Кто-то когда-то говорил, что вспоминать на закате — дурная примета. Может, они и правы, а может, просто у сладкой настойки всегда горький привкус на обожженном языке.

— И что думаешь делать, если мы все же не станем украшением ворот? — Я снова отобрала у него бутылку, не дав сделать глоток, приложилась к теплому горлышку. — Отправишься спасать свою любовь или займешься чем-то пополезнее? Вон конокрад из тебя вроде бы неплохой вышел...

— Как пойдет. — Тихий смешок пощекотал мне шею. — И я