Одним вопросом за другим он загонял меня в угол, вынуждая взглянуть правде в глаза.

Тут вдруг Нора пошевелилась во сне, и я обернулся.

– Ну а ты почему с ней? – переменил я тему. – Сам же не в восторге от ее действий.

Говард вздохнул и понурился.

– Да, ярь в ней слишком жгучая. Она ее погубит, выест изнутри. Капитан и прежде как будто жила одной только ненавистью к вашим, но на деле этот ее пыл порожден исключительной силой. Нора – неистовая союзница. Ты только вдумайся! Через какой ад она прошла, лишь бы добыть это неказистое тело и вернуться в строй. Кому бы еще хватило бы духу это выдержать, скажи? А капитан выдержала и не сдалась. Сам слышал ее прозвище – Нетленное пламя. Все из-за несгибаемой воли, которая и другим придает отваги и желания идти за ней хоть в огонь, хоть на смерть.

Говард умолк, словно чтобы добавить веса заключительной фразе:

– Если Нора на твоей стороне, вас ничто не остановит.

Глава восемьдесят первая

Хрома

По преданию, когда извне Хаара в мир снизошел Верховный Владыка, вместе с ним появились первородные цвета – краски, что не меркнут и превосходят все от них возникшие. Первородная краска – это незамутненный исток, а все, что ею рождены, суть разбавленные капли из него. Также бытует поверье, что во времена Сэльсидон из первородной черноты восстали живые кошмары, которые было под силу испепелить лишь свету ее меча.

– Научный анализ пересказов Каселуды

Глядя в гущу ночной тьмы, смаривающей своенравный лес, я волей-неволей обдумывал наш с Говардом разговор. Правда ли я просто скрываю страх? Скалюсь, как побитый пес?

Оказавшись перед Иеварусом, Серебряным принцем, необычайным существом с каскадом седых волос, алебастровой кожей и бездонными жемчужинами глаз, я полыхал такой яростью, что круглый медальон в руке Семени безошибочно ее почувствовал.

Говард же умудрился ощутимо ее подорвать. Чем же, сомнением? Вглядись в меня теперь Иеварус, кого бы увидел? Не перепуганную ли шавку в оболочке гнева?

Легким не хватало воздуха.

Я поспешил вон из нашей ямы и, убедившись, что рядом никого, побрел вперед. Глаза, естественно, быстро привыкли к скудному свету – я видел кочки и рытвины, на которых Нора так часто поскальзывалась.

Летний ночной воздух был так душен, что пот выжимало из каждой поры. Скрюченные деревья сцепились ветками, как олени рогами в схватке. Я не знал, что думать: меня все сильнее глодала тоска по матери, по друзьям. По лагерю, который действительно был мне родным.

Только не поздновато ли сомневаться? Мы пересекли границу, я на полпути к тому, о чем мечтал. Вернусь к своим настоящим корням, быть может, даже встречу Мукто и узнаю, каково сражаться под его началом…

До чего наивная чушь. Все потому, что я много лет мнил его отцом и воображал, как он меня принимает, гордится мною. Вот и теперь эта мысль не давала сладким грезам умереть, только и всего.

Я отрешенно углублялся в заросли, мысленно разматывая за собой веревочку, чтобы потом вернуться… как вдруг услышал неподалеку низкие голоса.

Пригнувшись, я пополз туда по чахлому ручью между двух пригорков. Брутальный акарский говор порыкивал все отчетливее, и вот я дошел до поворота и привстал, чтобы все разглядеть.

Впереди виднелся грозный отряд из четырех акар друг напротив друга – закаленных воинов в шрамах и при оружии. Один в середине выхаркивал слова на грубом акарском, по звуку будто кроша скальный отрог зубилом.

Да, это точно акарский, но более резкое, гортанное наречие, чем привычное мне. Кое-какие слова ускользали от понимания, но в общем и целом я улавливал смысл.

– Ну что? – спросил тот, что в середине. Как видно, вожак. Через грудь наискось тянулась кожаная перевязь, а за спиной висел громадный лук шириной с плечи человеческой баллисты.

Трое других шагнули вперед.

– Нич-ч‑ч‑его, – прошипела одна на змеиный манер.

В отряде она единственная передвигалась на четвереньках, по-обезьяньи. Ногти на руках и ногах, мельком заметил я, завернуты конусом и заострены, а пальцы – вытянуты, будто акарша рождена сражаться в примитивной, звериной манере. За слипшимися патлами виднелось неправильное, вдавленное лицо, которое приняло еще более гротескный вид, стоило ей обнажить в улыбке кривые зубы.

Остальные были мужчинами. Один – самый крупный, чем-то напомнивший Йуту, – стискивал дубину и щит из перевязанных деревяшек. Последний же имел секиру, как у меня.

Наконец-то боевой отряд сородичей! Только теперь дошло, как глупо я выгляжу. Меня вмиг раскусят. Не выйти ли прямо, не выложить ли все как есть? Меня отведут в орду, к Мукто, и я предоставлю ценные сведения. Они для акар на вес золота! То, что я знаю, пригодится при наступлении.

Так почему я застыл?

А вдруг все-таки не поверят? Вдруг прикончат на месте? Ноги совершенно отказали, не давая сдвинуться ни на дюйм. Сердце все убыстрялось, будто желая что-то сообщить, но я не понимал.

Сверху вдруг шелохнулась листва, и я инстинктивно вжался в заросли. С кроны к четверке акар спланировал и уселся на руку вожаку филин – неслышимо, будто крылья его сотканы из ночи.

– Наит что-то нашел, – довольно пробасил тот. – Веди.

Звероподобная акарша скрипуче захихикала от возбуждения. Филин вспорхнул с руки, и вся четверка двинулась следом.

Я тенью крался за ними, чувствуя, как нарастает сомнение. С каждым шагом этот гнойник набухал все больше.

Где-то в вышине, облитой тусклым лунным свечением, заухал филин.

Акарша на четвереньках шла по лесной подстилке.

Я мягко выбрался из своего укрытия.

Сердце билось, и бился в голове вопрос: выйти к ним или нет?

– Человек! – брезгливо процедил один.

Сквозь зелень я разглядел, как на прогалину, ничего не подозревая, выходит Говард. Акар снял с плеча лук и заложил стрелу на тетиву. Филин все так же ухал издалека.

Мое тело само бросилось вперед – прежде чем я успел спохватиться.

С топором в руке и боевым кличем я вылетел на всполошенных сородичей. Вся четверка крутанула головы. В плоть топор не попал, зато перерубил чудовищный лук надвое.

Отряд оцепенел: у них в голове не укладывалось, что в спину ударил сородич.

Остановись!

– Говард! Беги!

Хотел же к ним присоединиться!

Я наотмашь рубанул в сторону ближайшего – широкоплечего великана. При этом все внутри вопило от возмущения. Тут он сообразил, что я не помочь явился, и пошел в атаку. Моя секира вонзилась ему в щит по самое топорище и засела намертво; великан не упустил шанса вырвать