Отсюда в германской тактике народилось требование: оборона должна быть единственной, жесткой, и никакие прилагательные по отношению к ней недопустимы. Прилагательные “сдерживающая”, “гибкая” по отношению к обороне являются приводами, подрывающими стойкость пехоты и сеющими тактические недоразумения.

На эту точку зрения единства понятия тактической обороны, преследующей цель решительного боя, стал и новый германский полевой устав — “вождение войск”. Если какая-либо часть получила оборонительную задачу, то она должна отдавать себе ясный отчет в том, что обязана драться до последних сил на своем участке, без всяких оговорок.

Однако в современных условиях занятие непрерывного фронта поперек всего театра войны, хотя бы и слабыми силами, является необходимостью. В многих случаях войска, развернутые на очень широких фронтах, не могут доводить боевые действия до решения и должны вовремя ускользать от решительных ударов превосходных сил противника. Авторы германского устава ясно понимали, что нельзя ограничиться одной жесткой обороной.

Выход был найден в том, что эта категория действий была выведена за пределы понятия обороны, которая всегда должна вестись, имея в виду добиться решения. Эти действия получили наименование сдерживающего боя или сдерживающего сопротивления.

Но при этом ограниченном толковании обороны она уже не является охватывающим представлением, которое можно противопоставить понятию наступления. Поэтому германский устав ввел новый термин — “отпор”.

Все военные действия, преследующие не позитивную, а негативную цель, являются отпором. Если боевые действия должны быть доведены до решения, то отпор называется обороной. Если войскам указывается и дается право уклониться от решения, то отпор называется сдерживающим боем или сдерживающим сопротивлением.

Германский термин “оборона” представляет теперь только узкое и притом исключительно тактическое понятие. В стратегии решение отделяется от действия иногда значительным промежутком времени, представление о жесткости отсутствует; поэтому германская военная мысль избегает термина “стратегическая оборона” и заменяет его термином “стратегический отпор”. Стремясь к строгой последовательности на основе нового полевого устава, германские писатели, даже ссылаясь на старые классические труды по стратегии, заменяют слова “оборона” (Verteidigung) новым действующим термином “отпор” (Abwehr).

Красная звезда. 1936. №301. 31 декабря

ИЗУЧЕНИЕ ВОЕННОГО ИСКУССТВА (Академическая подготовка) 

Изучение военной истории

 Чтобы разобраться в вопросах, что может дать военная история для практической подготовки Красной армии к войне и как надлежит подходить к изучению военной истории, нам необходимо, прежде всего, остановить наше внимание на тех нападках, которые вызывались положением исторической работы в течение последнего полустолетия, когда она получила огромное развитие и когда историческое понимание легло в основу нашего сознания.

Варварским было квалифицировано состояние исторической науки Чемберленом-отцом в его знаменитой книге о XIX столетии: “Я был во французском лицее, затем в английском колледже; дальше мое образование находилось в руках учителей частной швейцарской школы, и закончил я его под руководством ученого пруссака. Я свидетельствую, что в этих различных странах даже наилучше обоснованная история трех последних столетий (начиная с Реформации) излагается столь различно, что я без преувеличения могу утверждать, что систематическое искажение еще сегодня является повсюду в Европе принципом преподавания истории. Собственные достижения повсюду выдвигаются на первый план, а успешная работа других или замалчивается, или заглаживается; иные дела выставляются на яркий свет, а другие прячутся в густую тень; так создается картина, которая в некоторых частях только на особенно изощренный глаз представляет отличие от голой лжи. Совершенная незаинтересованность, любовь к справедливости, являющиеся основой всякой подлинной истины, отсутствуют почти повсюду. Из этого можно уяснить, что мы еще варвары”. Несомненно, элемент варварских противоречий, свойственный реляциям двух полков, сражавшихся рядом, написанным полковыми адъютантами, заинтересованными в том, чтобы выдвинуть подвиги своего полка и скрыть его упущения, свалив вину на соседа, свойственен и национальным историям. Ученые историки еще часто становятся на позицию национальных или кружковых адъютантов. Но в целом упрек Чемберлена несправедлив. История не может представлять план; история обязательно должна представлять перспективное изображение, отображающее единую точку зрения. Не только каждый класс, но и каждое поколение нуждается в новом историческом творчестве, которое бы стало на его точку зрения, отвечало бы на его запросы, освещало бы интересующие его темы. Планом, равно пригодным для всех, может быть только исторический материал. Топографический план нужен нам для того, чтобы ориентироваться в нашей точке нахождения и выяснить отношение различных местных предметов к нашему пути и нашим задачам; но эта ориентировка по топографическому плану — дело настолько простое и ясное, что может быть предоставлено на усмотрение широким массам, пользующимся планом; только в особенно трудных случаях топографический план требует дополнения, излагающего особенно важную точку зрения — перспективные кроки. Исторический же материал настолько разнообразен и бесконечен, и составление по нему определенного перспективного изображения представляет такие трудности, что пользование им, как планом, для широкого круга деятельности совершенно исключается. Требуется серьезная, углубленная работа специалиста, чтобы составить по нему кроки исторической перспективы, которыми только и могут пользоваться неспециалисты по данному историческому вопросу. Раз мы переходим от исторического материала к историческому труду, мы тем самым становимся на какой-то наблюдательный пункт. Жалобы Чемберлена, по существу, сводятся к тому, что с различных наблюдательных пунктов меняется открывающаяся панорама. Но было бы ошибочно думать, что если бы все историки стали бы на рельсы монизма, тем самым история была бы сведена к полному единообразию. Как для разрешения различных задач артиллерийской стрельбы необходимо пользоваться различными наблюдательными пунктами, так и историк для освещения различных проблем, сохраняя свой метод, должен каждый раз заботиться о занятии соответственной точки зрения: надо вовремя пользоваться и микроскопом, и подзорной трубой, приближаться и удаляться к предмету наблюдения, уходить в сторону, если забор преграждает нам поле зрения; иначе историк и сам не сумеет разобраться в своей задаче и, наверное, останется непонятным и неинтересным для своей аудитории.

Подвижность исторической науки, ее способность приспособиться к ответу на любые запросы составляет ее основное свойство, огромный плюс, и упреки в том, что она отличествует от точных наук, лишены содержания. Гораздо важнее соображения, выдвинутые двумя великими военными противниками истории — французом Левалем и немцем Шлихтингом. К концу XIX века наполеоновские