Профессор согласно кивнул, и я перевел дух.

– Дальше… я скажу Алисе, что наказание ей определишь ты. На первый раз. В следующей раз накажу ее я. И это будет сильно. Поэтому будь добр проявить твердость, как я сказал… я не требую порки ремнем или избиения! Но в восемь лет куда четче запоминаешь шлепок по заду, чем слово «нельзя».

Я прервался. Почему-то вспомнился дед…

– Не хотел я вспоминать прошлое… мой дед видел, что у меня не совсем нормальные реакции… на некоторые обстоятельства. И он каждый вечер со мной говорил. Я думаю, это может помочь и тебе. Говори с ней. Каждый вечер обсуждай, как она себя вела, что делала, ее поступки, и пусть она в спокойной обстановке подумает, как и что следовало сделать лучше то или иное. Это будет учить ее думать, просчитывать наперед ее поступки. И предвидеть последствия.

– Так тебя учил твой дед? – спросил Норн.

– Да… – я постучал себя по виску. – Я на этом рос. Удивительный был человек… не пытался меня переделать, и мозги не лечил… но учил думать и контролировать себя и свои порывы. Солдату и мужчине без этого нельзя. Да ты и сам это прекрасно знаешь. И детям нужен контроль, система координат, точка опоры для жизни, что будет держать на плаву. У Алисы этого будто нет. А ей надо учиться. Думать. Контролировать себя. И что за спиной у нее кто-то есть. Кто и поддержит и по шапке надает, если будет надо. Игорь и мы не всегда будем рядом. А про маркер могут узнать. И «подчистить».

Игоря эти слова почти физически ударили. Вот теперь я всерьез его напугал. По-настоящему.

*****************************

– Можно задать тебе вопрос?

– Задавай.

Норн помедлил.

– Ты говорил, что твой дед учил тебя всегда контролировать себя. Но я не заметил… что ты успешен в этом.

Я косо посмотрел на него.

– Видимость – затмевает правду, – сказал я и он остро взглянул на меня.

Я усмехнулся.

– Потанцуем? – спросил я, кивая на стойку с тренировочными ножами.

– Я не в настроении драться, – сухо отказался он.

– Не в настроении!? – деланно удивился я. – Я отвечу тебе цитатой из одной замечательной книги «При чем тут твое настроение? Сражаются тогда, когда это необходимо, невзирая на настроение! Настроение – это для животных сойдет, или в любви, или в гребаном балете. Но не в сражении!». Ну-ка, спасай свою шкурку, Паучок!

Я швырнул ему длинный нож с Синара, что полюбились мне с первого взгляда, и перешел в атаку. Несмотря на шесть рук, у Норна не было никаких преимуществ. Как и у людей, у фиксиан одни руки были ведущими, а другие просто подмогой-подпоркой. Одинаково всеми шестью руками они не владели, а Норн был правшой и из-за отсутствующий пальцев на нижних кистях, он мог сражаться только одной рукой. Полноценно, я имею в виду.

Он мгновенно активировал поле щита на одной из левой рук, и отбил мой выпад. Он отбивался и отступал, по обыкновению своему прежде только защищаясь. Но изредка атакуя в ответ. Поле щитов, отбивая клинки, потрескивали и кожу пощипывало от электрических разрядов.

Мы кружились по тренировочному кругу в моей каюте: выпад – отступить – нападение. Я рвал ритм, вынуждал отступать и теснил его, бросая едкие словечки, а он только сильнее сжимал губы, концентрируясь на бое.

Норн в какой-то момент ушел в глухую оборону, отступая, и вдруг поднырнул буквально под руку, стремительной пружиной распрямившись и ударяя клинком плашмя по моему горлу. Полоска тренировочного ножа застыла в сантиметре от моего горла.

– Так значит, ты всегда отмерял дозу своей ярости? Ты убит. Кстати.

– Если я бы хотел тебе навредить, я бы это уже сделал, – усмехнулся я, взглядом указывая на нож у его ребер.

Доля досады мелькнула в фиолетовых глазах, и он отвел свой клинок от моей шеи.

– Вижу «настроение» у тебя повысилось, – с усмешкой сказал я, отступая и отключая поле на левой руке.

Он сделал то же.

– Я всегда чувствовал за твоими эмоциями это. Твердую убежденность, – проговорил он. – Как у тебя это получается?

– Возможно… дело в страхе и в подсознании. Сойти с ума, не самая приятная перспектива. А именно этого меня учили боятся.

– Твой дед.

– Мой дед, – согласился я.

Он смолк, смотря на клинок в своей руке.

– Ты сказал, у тебя была дочь, и ты отказался от нее…

– Вот об этом я не хотел бы говорить!

Он мелко кивнул.

– Моя сестра однажды спросила, почему от нас отказались? На Фиксе нет приютов, а все осиротевшие дети – это дети Фикса… Родственники. Соседи… они никогда не остаются одни, их забирают, – проговорил он. – Особенно, если это дети возраста Алисы и младше. За нами приглядывали соседи. В нашем доме месяцами иногда гостили родственники, но они все уходили. И закрывали двери, – я остановился слушая