Ох, уж эти парижане! Им вечно не угодишь…

* * *

Годы брали своё. И раньше-то не красавец, теперь Бальзак, измученный титанической работой и финансовыми неурядицами, сильно пополнел; а уж как одевался, говорить вообще не приходится. Но это только внешне. Едва Оноре превращался в рассказчика, всё менялось, женщины тут же теряли головы. Одна из подруг Сары Гидобони-Висконти вспоминала:

«Господина де Бальзака нельзя назвать красавцем: он низенький, тучный, коренастый, широкоплечий; у него крупная голова, нос мясистый, тупой на конце; рот очень красивый, но почти беззубый, волосы черные как смоль, жесткие и уже с проседью. Но карие его глаза горят огнем, выражают внутреннюю силу, и вы поневоле согласитесь, что редко можно встретить такое прекрасное лицо. Он добрый, добрый до глупости – для тех, кто ему по душе, ужасен с теми, кого не любит, и безжалостен ко всему нелепому и смешному. Зачастую его насмешка убьет не сразу, зато уж всегда засядет у вас в уме и преследует… как призрак»{395}.

И всё же он стремительно старел. В его когда-то тёмной шевелюре завелись «маленькие неприятности» – седые волоски; сначала он их считал, потом сбился. Из-за бессонных ночей Оноре стал падать в обмороки. Возобновились головные боли, закряхтел бронхит. Доктор Наккар заговорил об арахноидите. Кроме того, болела спина и частенько – живот.

Из письма Ганской: «Я вздыхаю о земле обетованной, о тихом супружестве, я больше не в силах топтаться в безводной пустыне, где палит солнце и скачут бедуины…»

Как мы помним, ещё в 1836 году (26 июня), находясь в Саше, Бальзак, судя по симптомам, перенёс инсульт. Оноре прогуливался с Маргоннами, когда у него закружилась голова, появилась сильная головная боль. Схватившись за голову, он упал. Отнялась часть тела и пропала способность говорить. (Стоит напомнить, что за несколько дней до этого Оноре набросал первые сорок страниц «Утраченных иллюзий».) К счастью, в ближайшие дни всё нормализовалось…

Жизнь, перешагнув некий Рубикон – сорокалетний рубеж, – ничем не радовала. Бальзак по-прежнему далёк от цели. Ни денег, ни любимой женщины рядом, а вместо признания – полчища недовольных им дельцов… «Все стало тяжелее, работа и долги», – это запись сорокалетнего Бальзака. Если оставить всё как есть, «пустыня» затянет, понимает он, навечно похоронив под толстым слоем рутины.

Несмотря на жизненные перипетии, бо́льшую часть времени Оноре корпел за письменным столом. Порой этот сизифов труд начинал раздражать: его имя знает вся Европа, а сам герой вынужден пропадать, не видя «света белого», в сумерках кабинетного «каземата». Неужели только это?! Неужели он, Оноре де Бальзак, подобно запечному пауку, способен лишь сидеть в тишине и плести невидимую для посторонних глаз паутину? А не попробовать ли себя в реальности – например, в общественной или политической жизни? Ведь вокруг столько всякого, связанного непосредственно с человеческим бытием: споры и дебаты, победы и поражения, разочарования и сенсации…

Удобный случай проявить себя в общественном муравейнике не заставил себя ждать. Известное жителям Франции «дело Петеля» стало сенсационным благодаря именно Оноре де Бальзаку.

Суть его такова. Некто Себастьян Петель, то ли адвокат, то ли нотариус, обвинялся в двойном убийстве (собственной жены и слуги). Как утверждал сам Петель, его супругу убил Луи Рей, слуга. Догнав негодяя, разгневанный муж размозжил убийце голову геологическим топором. Тем не менее 30 августа 1839 года на выездной сессии суда присяжных в Бурже Петелю вынесли смертный приговор.

Следствие быстро доказало, что виновником убийства оказался не кто иной, как именно Петель, заставший разбитную креолку (жену) с любовником-слугой. Мало того, присяжные выразили мнение, что убийца расправился с женой с целью завладеть её имуществом.

Бальзак неплохо знал этого самого Петеля (в своё время тот писал театральные рецензии для газеты Жирардена «Le Voleur»). Оноре и его сотоварищ Гаварни решили отстоять своего коллегу, в невиновности которого ничуть не сомневался ни тот, ни другой. Чего добивался Бальзак? Наверное, того же, чего позже Эмиль Золя, разобравший по косточкам так называемое «дело Дрейфуса». Тот самый случай, когда известный писатель становится неким правовестником и защитником невинно пострадавшего. Таким образом, защита Петеля могла сыграть для Бальзака двоякую роль. Во-первых, в случае отмены смертного приговора Оноре мог существенно поднять в общественном сознании собственное реноме, заставив относиться к себе более уважительно. А во-вторых, он смог бы доказать (прежде всего – себе!), что в этом самом социуме кое-что значит.

Съездив в Бурже и встретившись там с преступником, 12 сентября Бальзак и Гаварни возвращаются в Париж. Три дня Оноре пишет известное «Письмо по делу Петеля», которое печатают сразу три столичные газеты. Как бы кто ни относился к этому «Письму», каждый понимал, что от эффекта, которое мог вызвать этот памфлет, напрямую зависела жизнь человека, в данном случае – мсье Петеля.

«Защита Петеля стала кульминацией его юридической подготовки, – замечает Г. Робб, – которая до того проявлялась в его жизни лишь спорадически. Бальзак воспользовался предоставленной ему возможностью. Круг рассмотренных им вопросов оказался значительно шире непосредственного дела»{396}.

Как известно, дьявол в деталях. Бальзак утаил от общественности важнейшую из улик – факт того, что креолка и её слуга были любовниками. Данная улика – словно затерявшаяся деталька при сложении хитроумной мозаики. Читатель мог поверить Бальзаку лишь при одном условии – если он не знал о любовной интрижке. То, что убитые состояли в интимной связи, моментально расставляло точки над «i». Вывод присяжных: убийство из ревности. Преступник – ревнивый муж. Петель ненадолго вышел из кареты, а когда вернулся, обнаружил там собственную жену и негодяя слугу. В бешенстве он выстрелил в супругу, а её дружка прикончил топором. Раненая, выбравшись из повозки, бросилась бежать в поле, но, обессилев, упала лицом вниз в глубокую лужу и захлебнулась. При всём этом имело место одно отягчающее обстоятельство: креолка была на шестом месяце беременности. Так что Петель убил не двух, а трёх человек.

Интерес Бальзака к этому делу заключался в том, что он видел себя неким борцом со злом, в частности – с косностью и беспощадностью судебной системы, для которой раздавить человека, словно ногой улитку, ничего не стоило. Где-то в подсознании у него сохранилось другое: двадцать лет назад его родной дядя, Луи Бальса, был казнён за преступление, которое, как считали в семье, никогда не совершал.

Справедливости ради следует добавить, что бальзаковское «Письмо по делу Петеля» возымело долженствующий эффект. Король Луи-Филипп уже был готов подписать указ