Но Хаокина уже трясло. Он не мог понять, зачем и что делал всю ночь и утро. Как он мог так поступить? Как мог устроить эти дурацкие танцы, как мог свести Мэри и Николаса, как мог улыбаться этим людям? Хаокин не понимал, что чувствовал минуту назад. Кажется, это было не по-настоящему, только во сне. Всё в голове перемешалось.

Парень резко выбежал из комнаты, машинально рванул вверх по лестнице, потом в какую-то комнату. Прошло около часа или минуты. К нему зашел Николас. Хаокин наконец очнулся — до появления Атталя он даже не понимал, где сидит. Кажется, это какой-то склад вещей. Голова кружилась, и Хаокин думал, что сейчас сойдет с ума. Нужно сосредоточиться на реальности… У двери стоит шкаф — он чуть отклонен вбок. В нем нет одежды, зато внутри почему-то стул. А еще есть фиолетовый диван с дырой. Хаокин как раз упирается в него спиной, а сам он на полу.

Николас присел на диван и тут же появился в зеркале на стене. «Я не вижу себя, но вижу его в отражении, — подумал Хаокин. — Значит, он не видит себя, но видит меня».

— Что с вами случилось? — проговорил Николас.

— Вы так многое у меня спрашиваете. И так многое слушаете. Не перебиваете, даете высказаться. Наверное, я любопытный экземпляр. Либо вам скучно. Откуда вы такие — хорошие слушатели?

— Просто мы когда-то были родителями, — ответил Николас. Хаокин усмехнулся.

— Значит, те, кто не умеют слушать, — не родители?

— Те, кто не умеют слушать, не могут быть родителями.

— Тогда очень жаль, что ваши дети мертвы, — сыронизировал Хаокин.

— Вы нарочно каждый раз говорите о них, о пожарах. Вам нравится делать людям больно? Поверьте мне, больнее нам уже не сделаешь.

— Да, жаль. Надоело мне у вас…

— Так почему не уходишь?

— Некуда.

Молчание.

— Что с вами случилось? — повторил Николас.

— А? — Хаокин подумал и ответил совершенно не то, что у него спросили: — Наверное, я всегда слишком много чувствовал. Даже эмоции других людей.

— Тогда сложно убивать. Когда понимаешь чужую боль.

— Нет. Наоборот, проще. — Он опять замолк и затем снова сказал невпопад: — Кажется, я влюбился.

— Да? В кого же? В Мэри? Вы ей точно нравитесь. Иначе я бы и не пустил вас на порог.

— Нет. — Хаокина это рассмешило. «Я ее ненавижу, ненавижу, ненавижу!»

— Неужели в служанку? Она, конечно, хорошенькая…

— И только, — проговорил Хаокин.

— И только, — эхом повторил Николас. — В кого же?

— Я не слишком знаком с ней. Просто однажды она спасла меня, и я отплатил ей тем же. Но сегодня мне показалось, что я вижу ее, что я прикасаюсь к ней и что меня тянет к ней. Это какое-то наваждение, это нереально, это всего лишь призрак в моей голове…

Молчание.

— Мэри сказала, что словно видела вас раньше. Еще до Академии. У меня тоже есть такое ощущение. Но я не могу понять…

— Не можете понять, кто я? — Хаокин чуть ли не рассмеялся.

— Да. Кто вы?

— Всего лишь убийца, — пробормотал Хаокин. Его глаза метнулись к зеркалу, где был Атталь. Хаокин нервно вскочил с места и вышел из комнаты.

Госпожа Чёрные Крылья XII

На красном — ядовитая змея, на голубом — цифра два, ее подражательница, и всё меняются они на ладони и меняются. Элеон стояла на вершине башни, подкидывала в воздух монетку и глядела вдаль на закат. Сердце ее болело и сжималось. Я, он, я, он… Любовь, добро, зло — всё смешалось. События происходили так быстро, что Элеон не успевала их осмыслить. Я, он, он, я, он… сделал много плохого. За преступлением всегда следует наказание. Он заслужил его? Он заслужил его. Так почему наказание не последовало? Затрудняюсь с ответом. Он, я, я, он, я… не захотела быть палачом! Испугалась, когда губы его коснулись яда, испугалась, когда тело его упало наземь без дыхания, испугалась, что, бой не закончив холодный, он сам же себя заморозит. Я, он… люблю? Но разве не ненавидела раньше? Но разве раньше сердце, как он представал пред глазами, не отторгало его, не кричало: «Он монстр», не кричало: «Я быть не хочу с ним»? Почему же так страшно терять его? Он, я, он, я… не оттого ли боюсь потерять, что жизни не знаю без оного? А, может, была она, жизнь, без… Юджина так тяжела, что без него и не мыслится далее? Он, я, он, я… Мы были б красивою парою, не будь он таким искореженным. И страшно в нем то, что в сердце скрывается. И он остается непонятым и одиноким. И… он, я… Я остаюсь непонятой и одинокой!

Солнце освещало Элеон золотыми лучами, но совсем не согревало. Девочка не могла расстаться с Юджином — что-то внутри ее умирало при одной мысли об этом. И жить в вечном сражении она тоже не могла и видела лишь один выход — научиться смотреть на мир, как он, думать, как он, чтобы понять, что живет внутри его, чтобы излечить это. Он — я. Я — он.

Элеон размахнулась и выбросила монету. Даже если для этого придется отказаться от своих желаний, от семьи, от друзей, от себя. Слезы начали душить ей горло, застряли тяжелым комом. Потому что в конце концов любовь восторжествует! Так было всегда и так будет.

На крышу поднялся Юджин.

— Ты тоже здесь? — чуть улыбнулся он и подошел к Элеон.

— Да, — ответила она, и улыбка скользнула по ее печальному лицу. С приходом Юджина стало будто еще прохладней и в воздухе повисло напряжение. Мальчик глядел вдаль. Ветер то раздувал его белоснежную рубашку, то прижимал ее к груди.

— Почему-то ноги сюда потянули, — сказал он после молчания, потом поглядел на Элеон — жилки на ее шеи были напряжены, а глаза смотрели только на мальчика. — Здесь так многое случилось. Меня продолжает что-то тревожить, а