подвергнуть ковке, формовке, шлифовке. Только воля к войне в состоянии подвергнуть природные субстанции таким преобразованиям посредством столь беспримерной насильственной деятельности, какой требует техника доменного процесса и техника ковки. В области металлургии помышляющий о войне человек осуществляет великую атаку на наличные структуры материи, и то, что он творит с металлом, есть не что иное, как предвосхищение того, что он сотворит с помощью металла со своим врагом. Если «железный век» (по Овидию) начинается возникновением войн, символом которых были меч и копье, то есть рубящее и колющее оружие, то эпоха, предшествовавшая возникновению огнестрельного оружия, все же была «золотым веком» для войн: с появлением артиллерии в цивилизации происходит нечто вроде второго обретения огня, однако не прометеевского солнечного огня, как некогда, а современного вулканического огня преисподней. Изобретению артиллерии соответствует, в общем, развитие политической централизованной власти и пространственных перспектив к началу Нового времени. Артиллерия позволяет «господствовать» над противником на расстоянии, и на этом основывается ее функциональное родство с современным управлением и надзором. Орудийный выстрел соответствует взгляду суверена, равно как и предписаниям центральной власти[256].

С началом промышленной революции, которая исходила из районов размещения английской металлургии, металлизация общества обретает новые масштабы. В то же время совершает резкий рывок и разведка земных недр. С этого момента возникают гигантские рудники, вгрызающиеся в самые темные глубины Земли. Горняки становятся армией призраков индустриальной цивилизации – эксплуатируемыми эксплуататорами; рабочие металлургических заводов превращаются в элитный отряд капиталистического наступления на «трудно отдающие свои сокровища» земные недра. Наконец, современная форма экономики превращает в капитал все полезные ископаемые, и посредством миллионов всевозможных «вскрышных работ», напоминающих взлом, посредством бурения и «добычи» она ведет минералогическую войну против земной коры, чтобы сжечь поднятые на-гора богатства или переработать их в технику и системы оружия. Ежедневно индустриальные цивилизации выносят смертные приговоры многим миллионам живых существ и миллионам тонн материальных субстанций. В них обретает свое завершенное воплощение хищническое и эксплуататорское отношение западных культур к Земле.

Следует поостеречься рассматривать ядерные технологии наших дней как нечто исключительное. На самом деле они не что иное, как логичное продолжение минералого-металлургической атаки на наличные структуры материи, чистейшее развитие воинственно-полемической теории, выводящее ее на новый уровень. Здесь нет никакого перерыва постепенности, никакого скачка. Трансцендентально-полемические рамки нашей техники вмещают равным образом и бронзовый меч, и нейтронную бомбу. Разве что переход от эпохи металлов к ядерной эпохе означает достижение новой технологической ступени в рамках воинственно-полемической структуры и новый порядок величин в том, что касается средств ведения борьбы за самосохранение. Чтобы выдержать тяготы своей войны против Другого, современные конкурирующие и исследующие Я с боем берут бывшие доныне самыми таинственными формы строения и энергетические источники материи, они, идя дальше металлургического расчленения наличных веществ природы (руды и т. п.), перешагивают порог естественных структур субстанции, чтобы добраться туда, где таились связанными считавшиеся до сих пор самыми загадочными космические силы. Но и на ядерном уровне варварскому отношению к материи уже предшествует варварское отношение к врагу – оно проецирует тяжелую враждебность, существующую в отношениях между соперничающими обществами (через «относительно автономную» промежуточную ступень естествознания), на радиоактивную материю. То, что в случае крайней опасности готовы сделать с врагом, и определяет масштаб тех средств уничтожения, которые нужно добыть у природы. То, что мысленно желают врагу – уничтожение на огромных пространствах огнем, отравление, распыление на атомы, – должно быть предварительно проделано с оружием, должно быть выражено в нем. Оружие, в сущности, есть только послание противнику, которое извещает о наших намерениях в отношении его. Поэтому оружие – это образ-заместитель противника в своем собственном арсенале. Тот, кто кует оружие, дает знать своему врагу, что будет столь же беспощаден с ним, сколь он беспощаден к своей палице, к чушке металла, к гранате и к боеголовке. Оружие – это уже терзаемый и мучимый противник; оно есть вещь-для-тебя. Тот, кто вооружается, уже вступил в войну. Она de facto идет непрерывно, причем «горячие» ее периоды чередуются с «холодными»; последние ошибочно названы миром. Мир, если рассматривать его в рамках воинственно-полемического цикла, означает время вооружаться, то есть перенесение враждебности и злобы на металл; война в соответствии с этим есть введение в действие и потребление продуктов вооружения, применение оружия к противнику.

На высшей ступени воинственно-полемической технологии наш процесс Просвещения достигает того пункта, в котором он прощается с тысячелетней дуалистической традицией метафизики: противоречие между res cogitans и res extensa[257] в эпоху кибернетики просто-напросто сходит на нет. В той мере, в какой res (субстанция), которая мыслит, может быть фактически представлена и изготовлена как машина, исчезает ее противоположность по отношению к res, которая существует в пространстве (экстенсивно). Между тем существуют современные артиллерийские системы вооружений, которые на стратегическом жаргоне именуются «интеллектуальным оружием» или «умными снарядами», то есть ракеты, которые выполняют в полете классические мыслительные функции (восприятие, принятие решений) и ведут себя по отношению к цели-противнику «субъективно». Существование этих систем означает откровенное признание нашей цивилизации о своем собственном состоянии: мы фактически по большей части стали субъектами, которые понимают себя как «мыслящие вещи», и эти мыслящие вещи есть то, что будет наносить удары друг по другу в современной войне. Различие между героем и его оружием исчезает; страдающие гигантоманией Я нашей культуры, всецело поглощенные заботой о самосохранении, «выставили из себя вон» свое собственное существование в качестве оружия. В конце концов если готовые к смерти летчики-камикадзе выполняли функции управляющей системы (res cogitans) еще in persona, то в наиболее прогрессивных видах современного оружия субъективность героя перешла в субъективность электронную. Бомбардировщик с ручным управлением, переходяший в последнее пике, еще предполагал наличие пилота, который сознательно шел на неизбежную смерть и доказывал свою способность принять смерть так, что эта способность качественно прямо-таки не отличалась от способности, присущей античному философу. В интеллектуальных видах оружия этот человеческий фактор полностью исчезает; дальнейшая деградация в направлении от философии к паранойе осуществилась полностью; «живи и дай умереть другим» в соответствии с этим не только лозунг тайного агента, но и принцип современной войны, базирующейся на артиллерии и ее последующих модификациях. В «способном мыслить снаряде» мы обретаем конечный пункт современного искажения представления о субъекте, ведь то, что именуется субъектом в Новое время, есть на самом деле поглощенное заботой о самосохранении Я, которое шаг за шагом удаляется от Живого, вплоть до достижения вершины паранойи. Отступление, дистанцирование, искажение представления о самом себе – вот что порождает этот вид субъективности. Артиллерия есть лишь одно из ее проявлений, в особенности в форме