Двигатель не завелся. Странное дело… с чего бы? Призадумавшись, Унгер еще раз повернул выключатель и тут заметил нечто, заставившее его вздрогнуть.

В паре сотен футов впереди, среди деревьев, стояло второе «ведерко», точно такое же, как то, в кабине которого сидел он. Насколько ему помнилось, именно там он вездеход и оставил. А где он сейчас? Как где – конечно, в машине. Только в другой. В машине коллег, тоже приехавших за образцами.

Унгер полез было наружу, но…

Дверца машины сомкнулась вокруг него. Спинка сиденья потянулась кверху, легла на макушку. Приборная панель обмякла, всколыхнулась, как студень, хлестнула в лицо, залепив рот и ноздри. Задохнувшись, Унгер сдавленно вскрикнул, забрыкался, забился, рванулся прочь, однако пузырящаяся, вязкая, теплая, будто живая плоть, влага волнами текла к нему отовсюду вокруг.

– Бульк!

Студенистая масса обволокла все тело, накрыла его с головой. «Ведерко» на глазах превращалось в жидкость. Собравшись с силами, Унгер попробовал освободить руки, но жидкость не отпускала.

Еще миг, и Унгера словно обожгло огнем. Кожа и мускулы начали растворяться, и тут ему стало ясно, что это за жидкость.

Сок. Желудочный сок. Он в брюхе какой-то твари.

– Отвернись! Не смотри! – крикнула Гейл Томас.

Капрал Хендрикс, заулыбавшись, поплыл в ее сторону.

– Почему? Почему «не смотри»?

– Потому что я выхожу!

В небе над озером ярко сияло солнце. От солнечных зайчиков, пляшущих на воде, рябило в глазах. Вокруг, среди цветущих лиан и кустов, незыблемыми колоннами возвышались громады деревьев, поросших висячим мхом.

Выбравшись на берег, Гейл отряхнулась от воды, отбросила на затылок пряди мокрых волос, залепивших глаза. Лес безмолвствовал. Мертвую тишину нарушал лишь негромкий плеск волн. База разведотряда осталась далеко-далеко.

– Ну что? Можно уже смотреть? – в нетерпении крикнул Хендрикс, с зажмуренными глазами круживший в воде возле берега.

– Сейчас, сейчас!

Углубившись в заросли, Гейл отыскала оставленный среди травы мундир. Солнечные лучи приятно грели обнаженные руки и плечи. Присев на корточки, Гейл подняла китель и легинсы, стряхнула с одежды палые листья и чешуйки коры, сунула голову в ворот…

Капрал Хендрикс терпеливо ждал в озере, плавая кругами у берега. Время шло, но из зарослей не доносилось ни звука. Наконец он открыл глаза. Берег был пуст.

– Гейл? – окликнул он девушку.

Тишина вокруг.

– Гейл!

Нет ответа.

Поспешив к берегу, капрал Хендрикс выбрался на сушу, прыгнул к униформе, аккуратной стопкой сложенной у самой кромки воды, и выхватил из кобуры бластер.

– Гейл!

Леса безмолвствовали. Нигде ни звука, ни шороха… Поднявшись на ноги, капрал сдвинул брови и огляделся. От леденящего ужаса все его тело, несмотря на жар солнца, оцепенело словно в сильный мороз.

– Гейл! Гейл!!!

Нет, ничего. Ничего. Тишина.

Коммандер Моррисон тревожилась все сильнее и сильнее.

– Нужно действовать, – сказала она. – Ждать больше нельзя. Тридцать столкновений – и десять жизней потеряно. Одна треть – процент потерь недопустимо высокий.

Оторвавшись от работы, Холл поднял взгляд.

– Как бы там ни было, теперь мы знаем, кто нам противостоит. Противостоит нам особая разновидность протоплазмы с невероятной способностью к адаптации, – сказал он и приподнял повыше баллон распылителя. – Думаю, вот это поможет нам получить некое представление о количестве этих тварей.

– Что это?

– Арсин. Соединение мышьяка с водородом в газообразной форме.

– И что вы собираетесь с ним делать?

Холл надел гермошлем и щелкнул замками.

– Я, – зазвучал его голос в наушниках Моррисон, – собираюсь рассеять его по лаборатории. Полагаю, здесь их полным-полно. Больше, чем где бы то ни было.

– Отчего именно здесь?

– Сюда первым делом попадают все пробы и образцы, здесь же произошло и первое столкновение с ними. Думаю, они проникли внутрь с образцами, а может, под видом образцов, а отсюда пробрались в прочие помещения.

Коммандер тоже щелкнула замками шлема. Ее примеру последовали четверо вооруженных охранников.

– Для человека арсин смертельно опасен, не так ли?

– Да, – кивнул Холл, регулируя подачу кислорода в шлем. – Придется соблюдать осторожность. Здесь им, в порядке испытаний ограниченного объема, воспользоваться еще можно, но не более.

– И что же помогут выяснить ваши испытания? – поинтересовалась Моррисон.

– Если они вообще хоть что-то покажут, мы получим определенное представление, много ли их проникло в здания базы. Будем лучше знать, с чем предстоит бороться. Положение может оказаться гораздо серьезнее, чем мы думаем.

– То есть как это? Куда уж серьезнее? – удивилась Моррисон и тоже принялась регулировать давление поступающего в шлем кислорода.

– Разведотряд, направленный на Лазурную Планету, состоит из ста человек. В данный момент нам представляется, будто в самом худшем случае нас всего-навсего переловят, прикончат по одному, но это сущий пустяк. Разведотряды из ста человек гибнут в космосе каждый божий день. Таков риск, принимаемый на себя любым, кто впервые высаживается на неисследованную планету. По большому счету, все это неважно.

– В сравнении с чем?

– Если эти твари способны к бесконечному делению, придется нам дважды подумать, стоит ли улетать отсюда. В таком случае куда лучше остаться и погибнуть по одному, чем привезти хоть одну из них назад, в нашу систему.

Моррисон подняла брови.

– Значит, это вы и пытаетесь выяснить? Способны ли они к бесконечному делению?

– Я пытаюсь выяснить, кто против нас и каковы их силы. Возможно, их всего-навсего жалкая горстка. А может, они здесь повсюду, – ответил Холл, указав на стены лаборатории широким взмахом руки. – Может статься, половина вещей в помещении – совсем не то, чем нам кажутся… Как ни опасны нападения, их бездействие много опаснее.

– Опаснее? – в недоумении переспросила Моррисон.

– Маскируются они безупречно. По крайней мере, если речь идет об имитации неорганических объектов. Вспомните, Стелла, я смотрел сквозь одну из них, притворившуюся микроскопом. Она увеличивала, отражала, настраивалась совсем как настоящий, обыкновенный микроскоп. Подобная способность к мимикрии превосходит все, что мы в силах себе представить. Они не ограничиваются внешним видом, но проникают в самую глубину, в самую суть копируемого объекта!

– И вы хотите сказать, что одна из них может проникнуть с нами на Терру? В виде предмета одежды или лабораторного оборудования?

Коммандер Моррисон содрогнулась.

– По нашим предположениям, они – некая разновидность протоплазмы. Подобная пластичность свойственна примитивным, изначальным формам жизни, а это подразумевает размножение путем простого деления надвое. Если так, их размножение не ограничено практически ничем, а способность к растворению употребляемой в пищу добычи лично меня наводит на мысль о простейших одноклеточных… протозоа.

– Как вы считаете, они разумны?

– Не знаю. Надеюсь, нет, – вздохнул Холл, поднимая баллон распылителя. – Во всяком случае, сейчас мы оценим их количество. И в определенной степени проверим