Словом, с того самого разговора, состоявшегося весной 1964 года, я представляюсь как Аман Гумирович. Сколько лет получается? Пятьдесят пять. Хотя полное имя – Амангельды – по-своему знаковое, с казахского переводится «возвращайся живым». Может, именно благодаря ему я, побывав в самых разных, порой рискованных, драматических ситуациях, все еще здесь, с вами…

О стрелочниках

Итак, меня ждала Сибирь. Что я знал о ней, как представлял себе? Пользовался расхожими штампами человека, никогда не бывавшего в этих краях: сугробы до неба, тайга без края, мороз до костей, печной дым из избушек, шубы да зипуны, ну и, конечно, медведи с волками.

В Новосибирске группу новобранцев принял начальник Западно-Сибирской железной дороги Герой Социалистического Труда Николай Никольский. Собственной персоной! Более того, с каждым поздоровался за руку. Руководитель самой мощной, наиболее производительной дороги не только в Советском Союзе, но и в мире! В СССР было двадцать девять железных дорог, их начальников назначал ЦК КПСС. Ясное дело, на Никольского мы смотрели с раскрытыми ртами, не могли поверить, что легендарный Николай Порфирьевич сам встречает нас, мальчишек!

Никольский рассказал о дороге и, узнав, что у меня красный диплом техникума, спросил: «Куда хочешь?» Я решил держать фасон: «Туда, где труднее!» В ответ услышал: «Значит, езжай в Новокузнецк. Там многому можно научиться».

В Новокузнецке история повторилась: начальник отделения дороги посмотрел мои документы и задал тот же вопрос, что и Николай Порфирьевич: «Где хотел бы работать?» Я вновь заявил, что прошу отправить на самый тяжелый участок. В этом не было напускного героизма или бравады. Желание испытать себя в ту пору считалось нормой. «Если так, отправляйся, парень, на станцию Мундыбаш».

Я и слова-то такого прежде не слышал, с первого раза даже не запомнил его. Позже узнал, что Мундыбаш с шорского переводится как «змеиная голова».

Начальник отделения пожелал мне удачи – и в путь. Так в октябре 1964 года мною заткнули кадровую дыру, направив в глубинку, в которую никто добровольно ехать не соглашался.

Поселок небольшой, с ладошку. Помню, вышел из вагона и обомлел от неожиданности, увидев красивый, словно нарисованный вокзал. Перрон располагался на уровне третьего этажа, поскольку здание вокзала стоит в низине. Это сооружение по-своему уникально, оно единственное в своем роде, построенное, как сказали бы сейчас, по индивидуальному проекту. Еще врезалось в память, что в вокзальном ресторане была прекрасная кухня.

Впрочем, в Мундыбаше умели хорошо накормить не только в ресторане, но и, что на называется, на вынос. До сих пор ощущаю послевкусие продававшихся на перроне чебуреков. Когда шедшие мимо поезда делали короткую остановку, пассажиры, прослышав про местный деликатес, дружно устремлялись к торговой точке и моментально сметали все чебуреки. Покупали и жареные семечки – они тоже были аппетитные. Правда, станционный дворник потом ругался – ему приходилось выметать шелуху с перрона. Работникам станции чебуреки доставались вне очереди. Позже женщина, готовившая их, уволилась, наверное, куда-то переехала, а вместе с ней исчез и секрет ее мастерства.

С тех пор таких чебуреков ни разу не ел. Порой смотришь: вроде похожи, с пылу с жару, с аппетитной хрустящей корочкой, а надкусишь – ан нет, вкус не тот, всегда чего-то не хватает.

И природа в Мундыбаше потрясающая – дикая, девственная. Тайга! По левую руку от железнодорожных путей высится живописная каменная гора, где-то внизу журчит река, справа – другая красивая гора, покрытая от подножия до вершины темно-синими пихтами…

В поселке встречаются сразу три реки – Тельбес, Мундыбаш и Кондома. Как-то теплым летним вечером сидел на берегу. Обычно в такое время суток рыба играет. И действительно, я оказался зрителем настоящего представления: сначала одна рыбка, потом другая стали выпрыгивать вверх и, сделав кульбит, падать вниз, разрезая зеркало реки. Брызги летели во все стороны. Завораживающее зрелище! Правда, рыбак из меня никакой, вечно не хватало свободного времени, чтобы посидеть на берегу с удочкой, но картину с танцами над водой запомнил. К сожалению, сейчас там уже и рыбы-то никакой не осталось…

Поселили меня в комнатушке, которую почему-то гордо именовали гостиницей. Особого комфорта в ней не было, да я в нем тогда и не нуждался. После техникумовской общаги, где на двенадцати квадратных метрах толкались пять студентов, любое персональное жилье выглядело хоромами. Живешь один, сам себе хозяин. Захотел – пришел, захотел – ушел. Впрочем, выходил я рано утром, а возвращался поздно вечером, все время пропадал на работе, жил ею.

Меня ведь сразу назначили дежурным по станции, фактически командиром смены, в чьи обязанности входило решение сложных, а главное – разнообразных задач: формирование железнодорожных составов, пропуск поездов, проведение маневровых работ. Железнодорожники знают, каково быть дежурным. Тяжелая ноша! Ты в ответе за всю организацию движения, а значит, и за бесперебойную работу промышленных предприятий, связанных с перевозками, за доставку грузов и пассажиров по всей Сибири. А исполнилось мне в ту пору, напомню, лишь двадцать лет от роду.

За год я прошел суровую, но незаменимую школу. Пропускная способность Мундыбаша в два-три раза недотягивала до необходимой, иными словами, станционные пути не были рассчитаны на такое количество проходящих составов. Узкое место, бутылочное горлышко. В любое время дня и ночи на подходах к станции скапливались грузовые поезда – путей попросту не хватало. Из Горной Шории на агломерационную фабрику шли вагоны с рудой, затем ее, обогащенную, везли на Кузнецкий или Западно-Сибирский металлургические комбинаты. Альтернативы не существовало, автомобильную трассу в сторону Таштагола еще не проложили, и Горная Шория по единственной железнодорожной нитке снабжалась всем необходимым: продуктами, стройматериалами, топливом. Здесь же проходили пассажирские поезда. Короче говоря, Мундыбаш – своеобразная «дорога жизни».

Смена длилась двенадцать часов, все работали с колоссальным напряжением. Не знаю, с чем сравнить ту пахоту. Окно на перекур и перекус выкраивали с трудом, бутерброды жевали в буквальном смысле между поездами.

Станция не давала расслабиться, день за днем подбрасывая одну головоломку за другой. Ни в каких учебниках не прочтешь о правилах поведения в подобной круговерти. В Мундыбаше судьба предоставила мне возможность убедиться: пятерки в дипломе и юношеский задор мало стоят без жизненного опыта.

Я не жалел сил, старался проявить себя на полную катушку, а потом… Вдруг приснился сон, будто на моих глазах паровоз и поезд надвигаются друг на друга и вот-вот столкнутся. Помню, проснулся в холодном поту и с дурным предчувствием отправился на работу.

Была обычная смена, предстояло принять грузовой поезд со