Так мне удается ловить плохих парней. В то время как большинство людей погрязли в бюрократии, я выпускаю частичку своего внутреннего монстра на волю по ночам. Ровно настолько, чтобы он мог заглядывать в щели, но недостаточно, чтобы дать ему контроль. Я собираю улики, затем наблюдаю за своей жертвой, ожидая, когда она даст мне то, что мне нужно, чтобы упрятать ее за решетку.

Я думаю, что это один из немногих моментов, когда я действительно чувствую себя собой, уравновешивая тьму и свет внутри себя.

В тот день, когда мой отец, Дэр, подарил мне маску-череп, которую носят все сотрудники организации, чтобы защитить свою личность во время работы, я помню, что у меня было ощущение, будто он видит меня изнутри. Как будто он знал, с чем я борюсь в глубине своей души. Это был один из немногих моментов, когда чернота под моей кожей потянулась к нему, как будто искала старого друга.

Это был момент, который я никогда не забуду, потому что это был один из немногих случаев в моей жизни, когда я не чувствовала себя одинокой в своей борьбе за то, чтобы сбалансировать то, что правильно, с тем, что необходимо для защиты других.

Тихо выхожу через заднюю дверь дома, использую лес для прикрытия, чтобы снова подобраться как можно ближе к набережной. Лес изгибается дугой, как будто пытается коснуться маяка, а затем обволакивает прибрежную зону, растягиваясь и изгибаясь до самого ее конца. Когда деревья перестают скрывать меня, я держусь в тени, иду по тропинке между зданиями, пока не вижу некогда оживленные магазины и кафе. Улицы сейчас в основном пусты, лишь несколько человек слоняются без дела, вероятно, засидевшиеся допоздна рабочие возвращаются домой или случайные страдающие бессонницей прогуливаются.

Я стараюсь двигаться плавно и обдуманно, каждый шаг спланирован так, чтобы меня не заметили. Мои родители всегда говорили, что, если ты думаешь, как хищник, ты им станешь, и я приняла этот совет близко к сердцу. Навыки, которым они меня научили, оттачивались годами, и теперь стали моей второй натурой. Я инстинктивно растворяюсь в тени, сливаясь с темнотой.

Основная цель сегодня вечером — небольшой полицейский участок. Не для того, чтобы вломиться внутрь — нет, это было бы слишком безрассудно, — а для наблюдения. Чтобы изучить распорядок и привычки офицеров, посмотреть, как они патрулируют и когда делают перерывы. Если я собираюсь раскрыть что-то об этом месте и предполагаемых убийствах, мне нужно знать, что известно местным правоохранительным органам, если вообще что-нибудь известно.

По словам дяди Макса, ясно, что они ничего не расследуют, но может, они скрывают это, чтобы не запятнать репутацию острова? Может, у них есть секретная оперативная группа, которая занимается этим на стороне и не оставляет никаких бумажных следов?

Я нахожу местечко за густыми зарослями кустарника, откуда хорошо виден участок. Внутри горит свет, но стойка регистрации пуста. Осматривая территорию, я отмечаю расположение камер наблюдения. Их минимальное количество, вероятно, они больше полагаются на низкий уровень преступности, чем на реальное наблюдение.

После часа наблюдения я вижу, как шериф выходит на улицу, потягивается и зевает, прежде чем закурить сигарету. Он прислоняется к стене, вглядываясь в ночь, но на самом деле ничего не видя. Его распорядок дня кажется обычным, почти слишком расслабленным для места, где произошло множество исчезновений. Он либо понятия не имеет, либо очень хорошо скрывает свою озабоченность сложившейся ситуацией.

Я бы хотела просто приехать сюда как детектив, кем я и являюсь, и расспросить шерифа обо всем, что мне известно, но, к сожалению, я также знаю, что даже правоохранительным органам иногда нельзя доверять. Шериф казался дружелюбным и приятным человеком, но даже у самого милого человека может таиться зло в сердце. В конце концов, Дамеру удалось очаровать по меньшей мере шестнадцать человек достаточно надолго, чтобы убить их и перекусить их трупами.

«Никогда не доверяй очаровательному личику» — вот мой девиз.

Краем глаза я замечаю какое-то движение, мягкий свет, исходящий от здания, которое я видела ранее на пляже с картинами и досками для серфинга. Похоже, что все доски убрали на ночь, и свет не горит, за исключением одной комнаты на верхнем этаже, где есть большое окно. Я могу разглядеть только профиль мужчины, сидящего перед картиной на холсте.

Подойдя чуть ближе, я замечаю в тусклом свете больше деталей. Его темные волосы в беспорядке, как будто он неоднократно проводил по ним пальцами, почти взьерошенные, с легким завитками на конце. Я вижу щетину на его челюсти, которая кажется напряженной от сосредоточенности, когда он наносит красную краску на произведение искусства, над которым работает.

Со своего места я не вижу работы, но, когда он поворачивается, чтобы окунуть кисть в краску, я вижу рисунок на его обнаженной спине. По всей его коже тянется большая татуировка — какая-то хищная птица, и это зрелище меня завораживает.

Я замираю на мгновение, наблюдая за работой художника. Его сосредоточенность ощущается даже с такого расстояния, и я думаю, мог ли он увидеть из этого окна что-то полезное. Художники часто видят мир по-другому, замечают то, что другие могут пропустить. Я делаю мысленную заметку подойти к нему позже, возможно, под предлогом полюбоваться его искусством, если оно у него выставлено.

Возвращая свое внимание к полицейскому участку, я понимаю, что шериф исчез, пока я отвлеклась. Я тихо ругаюсь себе под нос, злясь на себя за то, что потеряла его из виду.

Быстро перефокусировавшись, я осматриваю территорию вокруг здания. Можно предположить, что он вернулся в участок, но мне не нравится не знать наверняка.

Еще час я распределяю свое внимание между полицейским участком и мастерской художника. Однако становится очевидным, что сегодня я не получу никаких существенных новых сведений с этой выгодной наблюдательной точки. Со вздохом смирения я решаю двинуться дальше по улице.

Большинство заведений уже закрылось, и только в нескольких еще горит свет. Мое внимание привлекает тату-салон, когда я прохожу мимо. Сквозь его окна я замечаю, как кто-то внутри тщательно убирает помещение. Судя по всему, человек сам сильно зататуирован, его движения точны и тщательны, черные волосы убраны с лица резинкой и демонстрируют выбритые бока. С такого расстояния я не могу разглядеть деталей его лица, но мысленно делаю пометку вернуться завтра.

Продолжая идти по улице, я замечаю тренажерный зал. Его окна светоотражающие, что не позволяет мне заглянуть внутрь, но свет, исходящий от стеклянного входа, говорит о том, что внутри идет активная