Шрифт:
Закладка:
Сначала я думала так: возьму отпуск на несколько недель, максимум – месяцев, выздоровею и вернусь на работу. Прислушаюсь к совету психиатра и попробую лечиться антидепрессантами. Решим проблему, а затем я начну с того же места, где остановилась.
Но это не сработало, и теперь стало понятно, что я не оправлюсь в ближайшее время. Поэтому начинаю обдумывать другой путь: я беру паузу. Я не работаю и не получаю зарплату, но за мной сохраняется место. Беру творческий отпуск, чтобы вылечить тревожность, нормально питаюсь и восстанавливаю вес, если получается, делаю физические упражнения и пишу. Я всегда хотела писать, но никогда не занималась этим всерьез. Кроме того, это занятие для меня полезно и оказывает определенное терапевтическое воздействие.
Думаю об этом снова и снова, взвешиваю другие варианты, но всегда возвращаюсь к тому, что надо подождать, пока вылечусь. Это правильная пауза. Я «выпрыгиваю из кастрюли» и убегаю, прежде чем «свариться» окончательно.
Все советуют мне этого не делать. Это не имеет смысла, говорят: лучше остаться дома на больничном – хотя бы буду получать зарплату, – а потом, едва станет лучше – вернуться в офис. А если опять заболею – опять уйду на больничный. Мне это говорят врач, психиатры, друзья и родители, даже психотерапевт смотрит с недоумением. Единственный, кто точно меня поддерживает, – это муж, возможно, потому что он знает меня лучше и в некотором смысле интуитивно понимает, что для меня действительно хорошо.
Ожидание – наиболее разумный выбор в сложившейся ситуации. Это долгая пауза, в которой у меня будет возможность глубоко вдохнуть и выдохнуть. Оставаться дома по болезни – это не то же самое, потому что я бы чувствовала обязанность вернуться на работу как можно скорее.И это совсем не то, чего я сейчас хочу. Я хочу настоящего перерыва. Как сказала та сумасшедшая девочка-подросток из чулана: «А пока немного отдохнем».
Да, черт возьми, это именно то, что мне нужно! Если я не остановлюсь и не приведу свою жизнь в порядок, на этот раз ситуация может закончиться плохо.
Поэтому договариваюсь о встрече с руководителем.
Я уже месяц не была в офисе. Оставила все позади: работу, документацию, коллег. Сожгла мосты, и если мне предоставят отпуск, я сделаю это еще более резко. Муж подвозит меня, потому что я опасаюсь сама вести машину. Высаживает у входа и уходит погулять. Я будто отправляюсь в пасть льва, но верю, что все закончится хорошо.
Кружится голова, а краски всего вокруг напоминают засвеченные фотографии: все слишком яркое и блеклое одновременно. Мне нужны солнцезащитные очки, чтобы встретиться с реальностью.
Собеседование с руководителем сопровождается ощущением, что я нахожусь в параллельной вселенной: если бы несколько месяцев назад кто-то мне сказал, что я буду говорить с ним о своей тревожности и депрессии, я бы рассмеялась. Только представьте себе: я со своими сорока двумя килограммами, бледным напряженным лицом и дрожащими руками, говорю:
– Извините, я страдаю от тревожности, также у меня несильная депрессия и проблемы с питанием. Нужно заняться своим здоровьем, поэтому какое-то время я не смогу ходить на работу.
Во рту пересохло, слова застревали в горле. Я хотела сказать ровно столько, чтобы меня поняли, но не слишком много, чтобы не показаться скучным нытиком. Глаза Перфекционистки почернели от гнева. Она кричит, что я наломала дров, что все будут нас ненавидеть, что никто так не делает: хорошие люди ходят на работу, они не берут длительные отпуска из-за подростковых проблем.
Однако можно было не беспокоиться: начальник тут же сообщил, что не намерен создавать препятствий, он спокойно даст мне отпуск, и ему жаль видеть меня в таком состоянии. Я почувствовала почти облегчение, когда он спросил исподлобья:
– Однако я должен уточнить, мне нужно знать: собираешься ли ты вернуться на работу или нужно искать того, кто тебя заменит? – вопрос был предсказуемым, но меня шокировал, и я не знаю, что ответить.
С некоторых пор работа, вместо того чтобы быть положительным элементом моей жизни, стала тяжким бременем, потому что тревожность взяла верх. Как там писал психиатр? «Очевидные трудности в повседневной жизни».
Когда даже самая обычная рутина превращается в полосу препятствий, которые взбудораженному уму кажутся непреодолимыми, довольно трудно подумать, что работа может играть положительную или реабилитационную роль.И я не знаю, смогу ли чувствовать себя достаточно хорошо, чтобы вернуться на свое место. Думаю, что да, и хочу на это надеяться, но не уверена.
– Я не знаю, – говорю я ему, – понимаю, что это не очень хороший ответ, но я хочу быть честной, и сейчас я действительно понятия не имею, что будет дальше.
Он не настаивает и через некоторое время отпускает меня, пожимая руку.
С этого момента я официально свободный человек, без трудовых обязательств. Точнее, нужно будет подготовить пару документов, но после одобрения руководителя все пройдет гладко. Я искренне и безмерно благодарна ему за это.
Боюсь, что я слишком хорошо умею скрывать свои проблемы. С другой стороны, в этом есть свой плюс: никто не гарантировал, что меня смогут понять, а психическое здоровье – это не тема для кофе-брейка. Если бы у меня была другая болезнь, о ней можно было бы и поговорить, но не об этом, о таком не говорят, разве что шепотом, время от времени, стараясь никого не напугать.
Люди стыдятся своих депрессии, тревожности, навязчивости, и я, видимо, не исключение. Я изо всех сил старалась держать свои проблемы при себе, но бывали дни, когда заплатила бы любые деньги за плечо, на котором можно поплакаться.
Проходя мимо своего стола, чувствую легкий укор сожаления. Смотрю на компьютер, документы, стакан с ручками и маркерами. Это мои вещи. Хорошо ли, плохо ли, но день за днем я здесь работала. Я это заботливо создавала, а теперь все бросаю. Это чувство меня несколько удивляет: в прошлом году, кажется, я ненавидела каждое мгновение каждого дня, проводимое за этим столом, но покидать его мне кажется поражением. Поэтому да: я рада уйти на некоторое время, и в то же время мне жаль.
Выходя из кабинета, впервые начинаю подозревать, что именно он причинил мне много ненужных переживаний. Если мне нужен перерыв, долгий перерыв от работы, почему я не попросила об этом раньше? Более двух лет я испытывала симптомы тревожности, я перестала
