могла с ними есть, потому что слишком нервничаю за столом. Остаюсь на диване с включенным телевизором. В любом случае, горячий суп и их разговоры из кухни меня подбадривают, помогают чувствовать себя лучше.

На следующей неделе, пусть и с трудом, я смогла с ними пообедать. Бывает еще Клаудия, старшая дочь мачехи, вместе с мужем. Немного стыдно, что они видят меня в таком состоянии, но я благодарна, что они приходят.

Иногда приходит мама, приносит сладости с миндалем из центрального магазина. Пьем горячий чай на кухне и немного разговариваем. Все еще не могу настроиться на частоты других людей, плохо соображаю и тревожусь. Двигаюсь осторожно, часто тошнит и кружится голова. Выхожу из дома только с кем-то и только к врачу. Даже встречи с психотерапевтом прекратила, в таком состоянии не было сил приходить на прием.

 Нужно понять, как заботиться о себе, и кажется, что это не так уж просто. Выслушав четырех разных психиатров, получаю довольно запутанную картину.

Врач, назначивший мне «Золофт», категорически отрицал, что меня может из-за него тошнить. Он посоветовал увеличить дозу Ксанакса и попробовать другой антидепрессант. На мое недоумение ответил: «Конечно, вы имеете право не принимать антидепрессант, но вашу проблему можно решить с помощью него, и если не хотите так лечиться – нет смысла возвращаться сюда». Другими словами, он захлопнул дверь прямо перед моим носом. Ему вряд ли показалось, что он повел себя грубо, но я от этого раздражаюсь не меньше. Разве не в обязанности врачей искать лучшее лечение своим пациентам? Нельзя ли назначить еще одну встречу, чтобы углубиться в произошедшее и вместе обсудить ситуацию? Он повторил несколько раз, что мне нужно было сдать анализы, потому что, как он сказал: «Я никогда не слышал, чтобы от «Золофта» падали в обморок». Вероятно, он прав, и это не укажут среди побочных эффектов, но после трех обмороков подряд я бы хотела быть осторожнее.

Другие психиатры допустили, что так плохо мне стало от этого препарата. Я слишком худая, по их словам, поэтому начинать прием надо было с меньших доз, практически детских.

Двое посоветовали мне перейти на другое вещество – пароксетин, принимать его в каплях, чтобы начать с очень низкой дозировки и, уменьшая побочные эффекты, постепенно дойти до полноценной дозы.

Четвертый психиатр вообще предложил выбросить все антидепрессанты и анксиолитики и попробовать «Цветы Баха». А еще посоветовал физиотерапию, чтобы перестроить мышцы, участвующие в дыхании, и немного двигаться каждый день.

Я растерянна и не знаю, что делать. Пересказываю все своему врачу, но он тоже, кажется, сбит с толку, и, если я правильно понимаю его настроение, его несколько раздражают эти противоречивые указания. Наконец, мы с ним принимаем решение. «Золофт» отправляется в унитаз, и никаких больше антидепрессантов. Продолжаю принимать Ксанакс – я его уже использовала и думаю, что справлюсь без последствий. Это не первый раз, когда я так крепко сталкиваюсь со стеной тревоги, делала это в прошлом – сделаю и снова.

Начало

Мои проблемы с тревожностью начались около двадцати лет назад, с ужасной панической атаки, которая поразила внезапно, когда я ехала на автобусе из Римини в Мизано. Даже сейчас, когда прохожу мимо автовокзала в Римини, меня охватывает дрожь.

Это случилось неожиданно, как гром среди ясного неба, но после, вспоминая предшествующие недели и месяцы, я поняла, что было несколько предупреждающих сигналов.

 К сожалению, совсем ничего не зная об этих проблемах, я не смогла их растолковать и ничего не делала, пока беспокойство не стало настолько невыносимым, что его нельзя было больше игнорировать.

То лето было действительно странным. В двадцать четыре года я как будто снова стала ребенком: боялась оставаться одна и только при мысли о поездке в автобусе или поезде или походе в супермаркет меня начинало трясти, как осиновый лист.

Так я провела пару месяцев в компании отца и его семьи. Привязалась к его жене Даниэле, которая каким-то образом помогала мне почувствовать себя в безопасности. Там жили еще их дочери: Клаудия, которой тогда было девять лет, и трехлетняя Анна. Симона родилась несколько лет спустя. Мне нравилось жить с ними. Я чувствовала себя хорошо в их семье, рядом с девочками, когда вместе ужинали, проводили вечера за компьютерными играми, попивая тоник. Все было обыденно, умиротворенно, и это меня успокаивало. Я пропустила летнюю сессию в университете и несколько месяцев не виделась с друзьями. У меня был молодой человек, но его я тоже не хотела видеть.

Тогда я тоже сходила к психиатру, который назначил мне на месяц анксиолитик и легкий трициклический антидепрессант вдобавок к множеству витаминов и минеральных солей. Несколько встреч спустя, видя, что лучше мне не становится, он предложил подождать до конца лета, а потом начать психотерапию.

В сентябре мне стало лучше, и я вернулась домой. Панических атак больше не было, но на их месте появился целый букет симптомов тревожности, которые я совсем скоро начну очень хорошо различать. Утром я шла в университет на занятия или отправлялась учиться в читальный зал. Много времени проводила в баре, общаясь с одногруппниками.

После жуткого лета с бесконечными паническими атаками то, что я смогла вернуться к себе и возобновить свою жизнь, уже казалось успехом. Я верила или, скорее, надеялась, что это ужасное приключение в прошлом, однако скоро оказалось, что это не так.

Мои будни на факультете превратились в невыносимый труд. Во рту постоянно было сухо, появилась одышка. Приятное общение с друзьями стало утомительным: в животе всегда возникало чувство сдавленности, и казалось, что слова постоянно спотыкаются на языке.

Следуя совету психиатра, я начала психотерапию. Психолог сразу же прямо сказал мне, что терапия не будет направлена на устранение симптомов. Мы поговорили обо мне, моем прошлом, моих трудностях, о том, что он не может вылечить мои симптомы, а аспирин снимает головную боль. Еще он сказал мне, что не является врачом и не будет выписывать или советовать лекарства, но если я принимаю какие-то препараты, то должна сообщить ему. Все это было частью нашего «врачебного договора», и я с радостью приняла его – это казалось разумным.

Но мне все еще было плохо, я чувствовала слабость, и тяжело было дышать, голова кружилась. Каждую неделю по пути к психологу я проходила по длинной улице в центре, усеянном колоннадами. Иногда казалось, что дорога наклонена в одну сторону и