Шрифт:
Закладка:
Правда, мало, что от неё осталось — всё-таки суккуб…'
Кадомацу последние два-три абзаца читала с трудом — сиддхские знаки прыгали перед глазами, сливались, образуя неизвестный всем книгам иероглиф, и сквозь слёзы, вдруг заполнившие глаза, превратились в неудобочитаемые каракули. Всё, всё для того, чтобы не дать ей увидеть простую фразу: «Ануш умерла…»!
А сердце уже сжалось от боли, а сердце уже почувствовало беду, уже тогда, когда глаза увидели непривычно много повторений имени подруги в тексте!
Маленькая принцесса отбросила письмо и тяжело заревела. Нет, не может быть! Пройдёт неделя, и вместе с остальными сёстрами сюда заявится и бесстыдница Ануш, и начнёт стрелять глазами в несчастных мужчин, сидеть возле её изголовья по ночам, и рассказывать, старательно имитируя прононс апсар, враки о том, что, мол, ничего не делала она в соседней палатке…
А в сердце уже была пустота — как раз в том уголке, что был предназначен для лучшей подруги… И хуже — память уже подсказала ставшей вдруг одинокой девушке тот сон, в последнюю ночь старого года — она взлетает из дворца мощным прыжком, и задевает своим крылом Ануш — вспомнила её испуганные глаза, крылья, сломанные ветром, рука, безнадёжно протянутая за помощью — может быть, за неё держался Сэнсей в последние миги жизни подруги⁈ И дальше — рушащийся как песочный кулич Девятивратный дворец, а затем и весь Город Снов — если одно предсказание сбылось, не значит ли, что исполнится и это⁈ И полубезумный, полный счастья полёт на взрослых крыльях…
На смерть суккуба
Солдат, принёсший еду, опрометью выскочил за помощью, за малым не бросив поднос. Спустя некоторое время, в палатку явился сам Мамору, и, увидев плачущую, закутавшуюся в крылья сестрёнку, вначале не понял, в чём дело, потом поднял брошенный ею листок, прочитал, и сел рядом, одной рукой прижав к себе в успокаивающем объятии.
Наконец она проговорила:
— Ты знал, да⁈
— Всего лишь с позавчерашнего дня. Мне отец написал.
— И не хотел говорить, да⁉
— Я думал, когда приедут твои суккубы, они всё сами тебе расскажут. Не ожидал, что госпожа императрица напишет тебе об этом в первом же письме.
«Госпожа императрица»! Даже сейчас Мамору выдерживал тон. Впрочем, и она его иначе, как «твой брат» не называла.
— Давно это произошло? — спросила Кадомацу.
— Дней пять назад. Примерно, когда мы брали первый город.
— Но как…
— По домашнему времени.
До неё дошло, что брат имел в виду её первое ранение — в той мясорубке между холмов. В самом деле, здешний месяц пролетел за время, что-то около пяти, нет, шести дней Края Последнего Рассвета.
— Если тебе интересно, хоронили её как раз во время той битвы.
«Той битвы»! — значит, когда она решилась объявить себя, когда она выносила из ярости боя своего Тардеша, тело её подруги сгорело в огне погребального костра! Хотя, вряд ли костра — суккубу много ли нужно: сняли изоляцию и — пух! — от Ануш лишь горстка лёгкого пепла. Циничная приписка в письме матери, доконавшая маленькую принцессу, свидетельствовала, что, скорее всего, именно так и поступили…
— Что тебе написал отец⁈
— О ней⁈
— Да!
— Просто предупредил, что она умерла, чтобы я был поосторожнее, когда буду сообщать тебе эту весть, но подробности я прочёл только здесь, в твоём письме. Ты хотела проверить госпожу императрицу⁈
— Да! — ответила она, внезапно потеряв голос.
— Вряд ли она врёт — ведь говорили, что они крепко подружились, когда ты убежала. Да и суккубы к тебе уже едут.
— Скоро они будут?
— Примерно через неделю. К четвергу.
Мацуко замолчала в ответ, и вдруг, не выдержав, опять заревела.
— Ну, тихо, тихо…
— А помнишь?..
— Да, хорошая была девка…
Вообще-то Мамору с Ануш ходили в друзьях: ругались-то даже один раз всего — во время одной из первых встреч, когда молодая, да глупая Ануш, пыталась совратить женатого Мамору. Кстати, это был единственный раз, когда Кадомацу видела, чтобы обычно спокойный старший брат выражался нехорошими словами. Нужно было обладать талантом Ануш выводить окружающих из себя…
Принцесса улыбнулась этому воспоминанию.
Наследник престола почувствовал, как сестра под его рукой успокоилась, и, выпустив её из объятий, спросил:
— Мне предупредить, что ты не придёшь на занятия?
— Нет, всё равно надо будет… Скажи, что немного опоздаю.
Брат ушел, а Кадомацу, названная именем Метеа, рухнула без сил. Надо будет надеть траур, по Ануш… Вроде, среди присланных матерью платьев, было что-то белое… Она усмехнулась — как ни крути, а придётся и здесь носить мамин любимый цвет…
А ещё её жгло чувство вины — не смогла, не уберегла такую подругу! А ведь могла, к примеру, сбежать вместе с нею — превратила бы в ракшаса. Нет, Ануш среди стольких-то мужиков бы попросту не выдержала… Всё равно её вина — маленькой, глупой, непослушной принцессы. Если бы она не убежала, не оставила бы без присмотра Ёси, Ёси бы не выздоровела на время, чтобы потом погибнуть. Ёси бы не погибла — мать не начала бы своё расследование, не начни императрица расследование, не вызвала бы она Ануш, не приедь Ануш — не нашла бы она Наримуру, не нашла бы она Наримуру — не была бы она, Ануш, мертва… Всё кругом Мацуко виновата! И ещё было одно совпадение — ранили-то её в день смерти Ануш! Уж не потому ли достигла цели вражеская рука, что узнали злые духи, что нет теперь у принцессы надёжной защиты и верной подруги⁈
Дочь Императрицы с трудом заставила себя дочитать мамино письмо:
«…Кстати, господин левый тюдзё Дворцовой Охраны, очнувшись, и увидев рядом с собой умирающую Ануш, и ниндзя, сражающихся с гвардейцами, предпочёл сделать себе харакири — сам, без помощника! В последний момент, у него, видать, рука дрогнула, так что помирал он часа полтора, пока Уэно не заметил его и не отрубил голову.»
«Наримуру мы всё-таки поймали! И помог нам в этом переименованный Карияма. Придётся рассказать его историю, чтобы ты поняла, почему мы так его зовём, и как он смог нам помочь.»
«За день до твоего побега, старший
