Ладно, две беды отвалились. Третья донимает нойя своей сломанной ногой — Конфетка вчера уже сорвалась и пообещала Липучке доломать остальное.

Мелкая где-то квохчет над похмельной маманей. Где Мясник — знать не хочу. Грызи…

Под коленку тычется Морвил — иногда он у Грызи вместо колокольчика. Несрочное приглашение зайти. Осматриваю дальние клетки, иду в «Ковчежец».

— «Встряски» сегодня не будет.

Грызи примостилась за столом над картами и Водной Чашей. Серая, хмурая и с недосыпу. Краше в воду опускают. И ещё на ней это особенное варжеское лицо. При виде которого сразу забываю, что мы вообще-то в ссоре.

— Чуйка сигналит? С нашими что-то или…

— Нет. Просто сердце не на месте.

Из-за Морковки, конечно. Я сама уже чешусь как блохастая гарпия. Скоро буду брать у Конфетки её эликсирчики. Пухлому психушка — дом родной, после Рифов и Гильдии. А вот Рыцарь Морковка…

Вир побери, пятый день, и сигналов нет ни от них, ни от агентов Хромца.

— И тут ещё эти поиски, — говорит Грызи чуть громче. — Понимаешь, чем дальше я их веду, тем больше убеждаюсь, что это какой-то бред. Садись. Возьми карты и послушай, что удалось найти. Чутьё Следопыта — хороший советчик.

Так и хочется спросить — что ж она с Нэйшем не посоветовалась. Но какого чёрта, Грызи и до того возвращалась с поисков вымотанная. И бросала только одно: «Вир знает, кого они вообще видели, если честно».

— Свидетельства разнятся между собой, как в Энкеров день. Правда, хотя бы никто не говорит, что Ауолло женщина. Ну, так. Вот тут в Тильвийском лесу у общины лет семь назад видели древнего старца. Поставь отметку на карту, — Я ставлю, куда она показывает. — Высокого, величественного… и в хламиде, угу. Будто брёл, ни на кого не смотрел, на оклики не отвечал. А вот два года назад пара варгов было вздумали отыскать наставника — и вот тут в Ирмелее… ага, ставь отметку… опросили фениксов, попытались разыскать, словом. Так на них из пещеры вылез скрюченный старикашка, весь заросший. И залепил искателям физиономии навозом яприля. Теперь отметим слух насчёт Моря Травницы — конечно, слуху пять лет, он через третьи руки… ну, в общем, там какой-то старик был упитан, но полностью лыс. И скакал на четвереньках наперегонки с единорогами. Ставь метку.

— Хм. Другой старик?

— Очень на это надеюсь. Так, отметь ещё игольчатников в Крайтосе. Здесь у нас варг служил егерем в заповеднике, присматривал за немаленькой стаей игольчатых волков. И как-то наткнулся на дикого дедушку, который якобы с волками бегал, выл и… ну, делил трапезы.

— Ого.

— Описание тут, конечно… гм! «Когда же он выпрямился, то ярко сверкнули его глаза сквозь спутанные патлы волос, и дик был вид его — костист и страшен, и кровь капала с клыков». У егеря явно литературный талант. Но прекрасно даже не это. А его свидетельство о том, как «дикий дедушка» кинулся на него с намерением загрызть его лошадь.

— Мантикоры ж корявые.

— И не говори.

Морвил подсовывается под локоть круглой башкой. Суёт бархатное ухо под почесушки и пялится в карту.

— А варг-то был уверен, что это тот самый Наставник?

— По крайней мере, он так предполагал, н-да… Знаешь, Мел, чем дальше — тем более странным мне это кажется. Нас ведь немного. По последним подсчётам — три с лишним сотни, и если уж ты исхитрился дожить до почтенных лет — то как-нибудь себя проявишь: при общине, или будучи отшельником, или… словом, проявишь. Старики худо-бедно известны даже тем, кто покидает общины. Аэрвен был известным варгом, учеником самого Арнау. Его знали многие из наших. И когда он пропал… вскоре после Энкера, тогда что-то стряслось… было ведь полно тех, кто знал его. Учился у него. Великий Наставник с правом призыва! — она взмахивает руками, будто хочет полететь. — И почему его не разыскали? Почему не постарались помочь… вернуть? Почему никто не хочет говорить о том, что такого могло стрястись — неужели никто не пытался узнать, отчего он безумен?

— Думаешь — безумие Кровавого? Что он тоже Хищный Пастырь?

— Нет. Я так не думаю. Иначе его не пытались бы искать. Не хотели бы у него учиться. Старейшины бы объявили, что он опасен. Они скорее как будто… признают за ним право на эти его скитания. Даже на безумие. Но прояснить дело не желают — вир бы их побрал, да и вообще не слишком-то желают со мной говорить.

Вот тебе мысль для размышления, Морвил. Кто больше спятил: этот самый Великий Наставник, который то ли лошадей грызёт, то ли живёт с волченьками. Или Старейшины варгов. Распухшее от тайн и собственной важности старичьё. Идиоты хуже аристократов со своим «Мы не будем с тобой говорить, раз у тебя на ладони есть пара шрамов».

Внутри у Морвила рокочет ласковая гроза. Нежно перекатываются горные обвалы.

— С молодыми контакт получше, но ненамного. Общины закрыты. Отшельники — кто напуган, кто подался в Кровавые или к Истинному. А тех, кого получилось расспросить — там ничего определённого. Разве что вот родня Арнау — но там самые старые сведения. И ещё были те подростки, которые услышали от нойя о наставнике, сбежали из общины и увидели какого-то старика танцующего голым в лунном свете. Но это было лет десять назад. И вот тут. Ставь метку.

Ставлю. Надо ж, почти Раккант. Рядом с Морем Травницы.

— Пока выглядит так, будто этот ваш Великий Наставник как следует умом подвинулся и шатается по всей Кайетте. Развлекается как может.

— Как может, угу.

Внутри Морвила рокочет громче и громче. Гроза приближается. Сейчас молнией жахнет.

— У нойя спрашивала?

— Кого смогла. Один результат. Лейр Лёгкого Ветра… они вот тут в Тильвии кочуют, давно их знаю. Предводительница лейра сказала странное: «Тавманон пересекает наши тропы нечасто. Лишь в дни безумия, когда он уподобляется нам».

Тавманон — стало быть, Спутник. Грызи в лейрах зовут Тавмантой — Спутницей. Почётное прозвище — получается, этот Ауолло когда-то был дружен с нойя.

— Дни безумия, значит. Это может быть, скажем, весна? Или весна и осень, как у психов?

Грызи шевелит губами, припоминая. Попутно успокаивает Морвила, тихонько поглаживая его по переносице.

— На их языке прозвучало так, будто он время от времени ходит странником. А какое-то время…

—