Шрифт:
Закладка:
Мне приходится повышать голос, потому что я перекрываю свой собственный, внутренний. Тот, который молит меня остановиться, а его — не слушать, потому что безмятежное лицо Лайла коверкает гримаса страха и ярости, и вздёргивается губа в опасном оскале — обнажая резцы, и это тоже напоминает тот рассказ, из Корабельной ночи. И я не могу остановиться — тёмное, вязкое и дрянное поднимается внутри меня, весь страх и вся тревога, накопленные за все эти дни. Стискиваю его за плечи и нависаю над ним, будто поднимая что-то тяжёлое, что нужно обрушить и раздавить.
– И если ты не опомнишься! Если не вернёшься сейчас! То всё будет как всегда — ты спрыгнешь, а мы утонем, мы все утонем здесь, когда она придёт, слышишь⁈ Из-за тебя, крыса!
Мгновение его глаза кажутся чёрными провалами — и мне кажется, я вижу… бушующее море, накренившийся над бездной корабль с горящими парусами, «Из-за тебя, крыс-с-с-са!» — и прыжок в ледяную, кипящую от ярости «костоломки» воду.
Потом он моргает. И шепчет едва слышно:
– Артефакт от прослушки разве активен?
А потом в коридоре отдаются шаги.
Глава 4
МЕЛОНИ ДРАККАНТ
Утренний обход начинается с блюющей гарпии Маски. Заканчивается Крысоловом. Примерно одно по моему личному буэтроному.
— Госпожа Драккант, нам необходимо погово…
— Повестка.
— Сами понимаете, поместье Гюйтов…
— Спросите Мясника.
— Ваш отказ сотрудничать выглядит подозрительно!
Хватаю грабли, отворачиваюсь и имею в виду всех законников в Кайетте.
Тербенно после истории с сиренами таскается в питомник как на работу. Впору на должность приглашать. Отпугивать шнырков-вредителей подозрительной рожей. Ипостоянным мельтешением.
Теперь, конечно, увязывается вслед. В дюжинный раз зудит о том, что нужно восстановить картину. Что есть моменты, которые не стыкуются. Что показания слуг очень странные. Что ему необходимо задать мне несколько вопросов про сирен, а так как я специалист…
Говорил Пухлик, что будут с этим проблемы. Жаль, нельзя было забросить и законника к сиренам. Чёртовы Гюйты, как серные козы в период гона: не сдохли, а вони на всю округу. Принцесска до отъезда в психушку ходил, будто его опустили в его же стихию. С Грызи мы поссорились всерьёз, потому что её угораздило ляпнуть мне: «Я понимаю, что ты была вне себя. Но ещё одно такое решение — и я закреплю за тобой должность устранителя». А мне угораздило ляпнуть: «А что, этот уже не удовлетворяет?»
Теперь вот законник, единорог его забодай. Мало мне было этого типа, пока он пытался конфисковать сирен. «Как очень опасных и непосредственно принимавших участие» — не удивлюсь, если Грызи Шеннета дёрнула, чтобы отбиться. Всё равно была куча писанины. «Обязуюсь выпустить на территории, лежащей вдали от судоходных маршрутов», «Как варг обязуюсь внушить желание не атаковать случайно встреченных людей пением». Мне тоже пришлось строчить всякое. Пояснять, что сирены не виноваты, в том, что они сделали. С наёмниками. И в том, что они не сделали. С поэтнёй и Гюйтами. Что их искалечили, ранили, запугали.
Кстати.
— Дрессировщика нашли?
— Разглашение материалов следствия…
Не нашли, значит. Крысолов альфина у себя в спальне не найдёт, пока не споткнётся. А до этого арестует три сотни шнырков.
На подходе к навозной куче у законника начинают пропадать пафос и прыть. Вольерные, недоумки, всегда кидают куда поближе. А сегодня у кучи такой вид, будто её ещё и разворошили. Всё расползается и растекается. Под ногами почавкивает, в воздухе нажористо гудит.
— И ваше нежелание сотрудничать, — договаривает законник в нос, — отнюдь не продвигает нас в поисках.
Подбираю граблями то, что вываливается из-за загородки. Отталкиваю сегодняшний урожай поглубже в навозные дали. Ещё пяток минут законник позанудствует над ухом — и окажется по уши во вчерашнем ужине гарпий. Или в том, чем поделился с миром яприль Хорот. У меня богатый выбор.
На счастье Крысолова, из-за сарая для инструментов выскакивает Балбеска. Теперь ясно, почему вольерных нет в округе. Они считают доченьку Пухлика чем-то вроде гарпии-людоедки, только бешеной, пьяной, в гон и на воле.
— Не может того быть! — ахает Балбеска, обозревая меня, Крысолова и кучу. — Господин законник, вы — и здесь! Что-нибудь расследуете, да? А тут вы… ищете улики?
И вся искрится от счастья, осматривая щегольские туфельки законника. Порядком угвазданные тем, что просочилось через доски. Крысолов опускает взгляд вниз. Осознавая, что вляпался во всех отношениях.
— Гм. Доброе утро, госпожа Тривири. Да, я тут, в некотором роде, с официальной мисс…
— Ни слова больше, сама угадаю. Вы же расследуете весь этот кошмар, насчёт Душителя, да? Он что, нанёс новый удар⁈ И появились новые следы⁈
Тон и вид «прелесть что за дурочки» у Балбески выходят совершенно естественно.
— И эти следы как-то связаны с жемчужным ожерельем⁈
— Простите?
— Ну, с ожерельем, которое яприль сожрал. Которое дама вчера вечером обронила. Которое ей муж ещё подарил, а она его надела да пошла в питомник, глупышка. Которое ещё вольерные с утра тут искали-искали и не нашли. Правда, говорят, они что-то там другое нашли, гранатовый браслет, что ли. Но он же тут у нас не пропадал, так что это как-то даже странновато. Ой, может быть, это тот, который вам нужен⁈
На лице у Тербенно такое выражение, будто это всё малость для него слишком. Грабли, заляпанные туфли, вымышленное ожерелье. Балбеска, которая жрёт его глазами, как алапард — сардельку.
— Я… гм… едва ли. Видите ли, я по делу Гюйтов…
— Новости! Как это любезно с вашей стороны! Только давайте пойдём к ручью, там меньше мух? Пожалуйста, расскажите мне хоть что-то, это так интересно…
Сконфуженный законник бубнит что-то насчёт неразглашения и служебной тайны, но позволяет утащить себя под ручку. Издалека долетает ещё «Собственно, я хотел бы ещё раз побеседовать с господином Олкестом и, возможно, с Гроски» — и радостное Балбескино: «А-а-а, мы сдали их в сумасшедший дом».
Какого… активирую Печать.
Недоверчивое хмыканье законника. Притворный вздох Балбески: «Не, вас не обманешь. На выезде они. Какое-то дело