Он устроил особый пир – пир дружбы, который должен был освятить своим присутствием Ягве как «Эль-Берит», Бог единства и братства. В честь Ягве забили годовалого теленка, а его внутренности разрезали на куски; остававшиеся в городе отцы семейств и вожаки двенадцати семерок, на которые Иеффай разбил свой отряд, переступая через эти куски, поклялись: пусть их самих разрежут на куски, как этого теленка, если они нарушат верность друг другу.

Пиршество удалось на славу. В Маханаиме и его округе не было еще столь обильной трапезы по случаю свадьбы, похорон или стрижки овец, на которой было бы столько съедено и выпито, как на этом великом дружеском пире прощания с «бродягами». Двадцать еф муки тонкого помола, в четыре раза больше обычного, было израсходовано на пироги, кроме годовалого теленка забили упитанного бычка и бесчисленное множество овец и баранов. Каждый, уходивший из города с Иеффаем, получил заднюю часть бараньей туши и две чаши вина, а под конец пира – еще и чашу шекера.

На следующее утро, едва выглянуло солнце, Иеффай покинул город. По настоянию старого Толы сведущие люди вырезали на воротах Маханаима несколько слов, а потом закрасили их красной краской. Мало кто смог их прочесть, но все знали, что там написано: «Благословен будь твой уход, благословен и приход». С этим напутствием Иеффай отправился в дикий необжитый край.

И он сам, и Кетура ехали на белых ослицах. Его короткая жесткая бородка четко вырисовывалась в лучах восходящего солнца, длинные волосы Кетуры развевались, тронутые легким ветерком. Их дочь Иаала сидела на спине пожилой спокойной ослицы. Боевые семерки были отлично вооружены, за отрядом следовало два стада овец и обоз, состоящий из двенадцати тяжелогруженых ослов.

Нет, это совсем не походило на бегство человека, отринутого обществом; то вождь вел своих людей в поход к великой цели.

Глава вторая

1

В земле Тов, среди густых дубовых рощ, крутых склонов и бурных горных речек Иеффай и его отряд чувствовали себя в полной безопасности. Но климат здесь был так суров, что зимой им пришлось худо. Три женщины и двое мужчин умерли. Большая часть скота погибла.

Кое-кто из отряда тайком сбежал в более теплые края. Но большинство без стонов и жалоб мужественно выносили холод, голод и лишения. Даже женщины и дети, которых в отряде было немного, держались стойко. Они ловко карабкались по скользким от дождя скалам и продирались по глинистым склонам сквозь густой кустарник. Никто из них не выказывал страха перед дикими зверями, которыми кишели заросли. Как-то раз, когда Кетура разыскивала отставшего ягненка, на нее напал волк и нанес ей тяжелые раны. Две недели пролежала она, испытывая нестерпимые боли. Казия, знавшая толк в искусстве врачевания, заботливо ухаживала за ней, смазывая раны живительным бальзамом из сока целебных трав, смешанного с оливковым маслом, меняла повязки. На плече и бедре Кетуры остались грубые рубцы. Кетура посвятила пролитую ею кровь своим богам и отныне, глядя на эти рубцы, испытывала гордость и чувствовала себя в безопасности под их защитой.

Наконец пришла весна и открыла им всю красоту здешней природы. Со склонов, журча и пенясь, устремились вниз зеленые и голубые ручьи, сильные ветры принесли упоительные запахи, на севере ослепительно засверкала снежная шапка на горе Хермон. С каждого следующего холма открывался новый вид на извилистую реку Иармук, вгрызавшуюся в волнистые предгорья Васана. Мужчинам уже не сиделось на месте, какое-то радостное возбуждение гнало их из лагеря. Женщины распрямились, походка их стала упругой, и они легко носили на голове тяжелую поклажу.

Суровая зима еще больше сблизила Иеффая с его людьми. Он сидел с ними у костра, равный среди равных, смеялся и шутил, как и они, и каждому казалось, что к нему лично он относится с особым теплом.

С Паром они жили душа в душу. Иеффай чувствовал себя увереннее, убеждаясь, что этот знающий и рассудительный человек безоговорочно признавал его главенство. Высоко ценил Иеффай и благочестие Пара, у которого искренняя вера и преданность Ягве не сопровождались многословием и хитрыми уловками Авияма. Как удачно, что рядом с ним был такой человек, он внушал надежду, что Ягве не отвернется от них и благословит их начинания.

А они очень нуждались в его благословении. Жестокая нужда в самом необходимом для жизни не ослабла и в теплое время года, она даже ужесточилась, когда иссякли припасы, захваченные из дому. «Анашим реким», вольные птицы степей, какими стали здесь Иеффай и его люди, жили в основном за счет дани, которую собирали с поселений и отдельных крестьян в обмен на покровительство и защиту от набегов. В этих местах со скудными пастбищами поселения представляли собой несколько жалких, сбившихся в кучу шатров, так что, явившись туда в пору стрижки овец и получив в качестве дани двух-трех ягнят, трудно было рассчитывать на что-нибудь большее.

Несмотря на все это, отряд Иеффая рос. В него вливалось пополнение даже с другого берега реки Иармук, где не утихали волнения и шла страшная смута. В свое время, когда израильтяне достигли этих мест, они захватили все земли на север от Иармука вплоть до Дамаска, но за истекшие с той поры годы прежние жители этих краев, амореи, вернули себе большую часть земель и восстановили на них древние царства Васан и Со`ва. В отдельных городах власть то и дело менялась, они оказывались то в руках израильтян, то под царем Васана, и при каждой смене властей многим жителям приходилось спасаться бегством. Кто был полон сил и жажды действий, старался примкнуть к отряду Иеффая.

Тот приветливо их встречал, но отбирал весьма строго. Некоторым он говорил: «Жизнь здесь слишком сурова для тебя, брат мой, тебе придется переносить и голод, и холод, и жару, и тяжелые переходы, а мой