Голос движется тоже, в такт тихих, тихих шагов по кругу, и распространяется, заполняя собой немаленький зал, и зал начинает двигаться тоже: надо мной в вышине плывут светила, вспыхивают звёздочки и обгоняют друг друга кометы, и всё это рассказывает мне самую важную сказку.

Известную каждому с детства сказку.

— … великая мать-Аканта спасла своих детей, заключив их в великий Ковчег… бежала она по морям Благословенного моря… а её дети были вместе с ней…

Мозаика движется. В ней, среди сияющих кругов и странных извивов, возникают узнаваемые образы: вот бурное море… бежит мать-Аканта, прижимая к груди ковчежец… и вот она падает, разбивая его — и Девятеро и их слуги и дети выходят из разбитого ковчега в свою новую вотчину — Кайетту…

Вообще-то, не Девятеро, а Десятеро, только это неважно. И причин для тревог нет: просто милая, старая сказка. Вот Девятеро хотят научить своих подданных владеть магией, только не могут определиться — какой… и вот Мать-Аканта водружает среди Кайетты свой кулон — подарок мужа, Камень. А потом она даёт завет — конечно же, в сказках всегда есть заветы и правила, просто раньше я о таком не слышал.

– И Великая Мать сказала своим детям, уходя: «Пусть каждый получит от Камня Дары, которые будут вами в него вложены. Однако же пусть никогда сей дар не затмит ни для единого из них Дар более важный, который вложен в них самих». И после этого она поцеловала детей, которых любила, и вошла в Благословенные воды, дабы вернуться к мужу и уверить его гнев. А звёзды плакали над их расставанием, и сиял Камень на постаменте…

Звёзды плачут и кружатся, и благословенные волны омывают, как волны источника, о котором непременно нужно подумать, потому что ведь у всего на свете есть свои источники? Источник магии — Камень, так говорит голос, который не может врать. Дар приходит и позволяет нам холодить и воспламенять, призывать воду, бить ветром… Дар разрушает, Дар — у Мечников, у Стрелков, у убийц. Разве что-то прекрасное на этой земле, что-то важное на этой земле создано при помощи Дара? Разве пашни, дети, храмы, цветы, — созданы при помощи Дара? Разве нужен Дар, чтобы сочинить творение, чтобы полюбить женщину? Разве Дар определяет нас как человека? Так отчего же мы поклоняемся ему, отчего считаем важнее самих себя то, что отрава для этого мира? Отчего же мы забываем завет Первоматери и предаём её, считая важным не прекрасное в людях, не разум, не доброту, не внутренний свет, но лишь малую, неважную часть нас?

Слова летят, скользят, плывут, — и невидимая ладья тихо качается, относя меня куда-то на их волнах, а надо мной в небесах меч обвивается вокруг пламени, и стоит фигура серебристой Кормчей над Камнем, и люди строят города, устремлённые к звёздам, выше башни Кормчей, и для этого не нужна магия. И узоры переплетаются, как слова сказки и как времена — из прошлого в сияющее, светлое будущее, только вот слова постепенно размываются — и сказка становится водой, кристальной и сладкой, вливается в сердце, расходится по венам томительным счастьем… вода — источник которой теперь ты сам…

Истина, которой не отнять, как всё остальное.

«Я у тебя заберуу-у-у!» — доносится в сон нежным хрустальным голоском, и я широко улыбаюсь, потому что с подступающим сном всё ближе подступает ясность. И поправляю ту, которая во сне — потому что она говорит неправильно.

Нужно говорить не «у тебя», а «тебя».

Но я уже лечу среди планет, и звёзд, и завораживающей красоты узоров, сквозь сон кажется, что правая рука погружается во что-то упругое, вязкое… и что там говорит добрый доктор? «Видеть эту тварь… закрепить эффект… буду работать с документами, тут ещё час…» — подслушивать нехорошо, наверное, за такое на Страшный Чердак…

А полёт всё прекраснее — и в нём перемешиваются и стираются слова, и из узоров на потолке вылепляется чудной красоты сон. Во сне этом — женщина с золотыми волосами и хрустальным голосом, и она говорит ласково: «Я тебя заберу, милый» — и это кажется очень желанным…

Когда просыпаюсь, голова немножко кружится. Добрый доктор — мягко тормошит за плечо:

– Как вы себя чувствуете, Эмри? После сеансов иногда немного непривычно…

Замечательно, я так ему и говорю. Правда, сама сказка почти что не помнится, там было что-то про Ковчег, Мать Аканту и Камень, так ведь? И ещё слегка побаливает правая ладонь, которую только что протёрли чем-то ароматным. Но я чудно отдохнул. А главное — обрел кристальное понимание. Замечательную ясность, которую ни на что не променяешь. И ещё теперь мне очень-очень спокойно, так неповторимо хорошо, как и не бывало-то никогда. Что-что? Не использовать пока Дар, потому что нужно время? Да я и не собирался эту дрянь… в смысле, конечно, нужно время. О, правда? Уже скоро ужин? Ну, тогда мне нужно на ужин, правда же?

Какие всё-таки прекрасные щёчки у Полли. Такие мягкие, с ямочкой. Очень хочется потрогать. Вообще, я удивительно люблю сейчас Полли и её колокольчиковый голосок. И доброго доктора. И никуда не хочется идти, потому что перед глазами ещё неспешно кружатся светила… Весело представлять их в виде кругов сыра.

И их я всех тоже люблю — явно обеспокоенного напарничка и остальных ребят. Которые так хотят забрать боль в игре. А об источниках не вспоминают.

Хочется смеяться от облегчения. Дождаться ужина, нырнуть в тёплую расслабляющую грязь. Принять из рук наимилейшей Полли что-нибудь душистое и сладкое. И уснуть, зная, что никаких монстров под кроватями не бывает, а бывает… бывают прекрасные златоволосые девы.

Динь-динь-динь!

– Я заберу у тебя… досаду!

– А я у тебя — страх утренних новостей!

– А я заберу у тебя… вину!

– Отвращение заберу у тебя!

Хозяюшка из снов тоже играет в Игру. Только хочет сделать это основательно — вот и ищет источник боли. Лицо. Или событие. Место. Имя.

Вот только если вдруг твой источник боли ты сам — она забирает тебя самого. Потихонечку стирает твою личность. Особенно если ты втихую ненавидишь себя. Или, например, отчаянно хотел быть кем-то другим. Или если ты отлично умеешь обманывать себя и уверять, что только притворяешься — уж конечно, только притворяешься, что хочешь этого…

Притворяться придурком — милое