Шрифт:
Закладка:
– Наши хиппи не имели никакого отношения к тому, что на Западе называлось хиппи… У них хиппи в Калифорнии, там тепло, – а у нас они грязные… Вообще много чего не переводится. Слова «любовь», «семья», «друг» – разное значат у нас и у них. Свобода – у них и у нас совершено разные вещи. Выпускной вечер: тоже разные вещи. Так и хиппи тоже не переводится. И холодно у нас. Быть хиппи в Москве – это как играть Моцарта на стиральной доске. Если говорить про нас, то тогда в хиппи шли люди, которым не очень хотелось работать. Молодежь из английских спецшкол, – я сам в одной такой учился, в 31-й. После стиляг, когда повзрослели Кабаков и Аксёнов, появились мы. И заполнили пространство. Зимой стояли в переходах, летом ходили по Стриту, сидели на лавках за Юрием Долгоруким. А если лавки все заняты? Подходишь и поешь на мотив «Марсельезы»:
Коммунисты поймали мальчишку,
Притащили в свое КГБ.
– Ты скажи нам, кто дал тебе книжку,
Наставленье к подпольной борьбе.
Ты зачем совершал преступленья,
Клеветал на наш ленинский строй?
– Срать хотел я на вашего Ленина! –
Отвечает им юный герой.
И тут же лавка освобождалась. Люди уходили, чтоб быть подальше от преступления. Можно было садиться пить портвейн из стакана, украденного из автомата…
Мы тусовались на Стриту, на коротком отрезке улицы Горького – от Трубы (подземного перехода, который ведет к Красной площади) до Пушкинской площади. Причем только по правой стороне, ведь все самое интересное было там: «Российские вина» и еще винный «Кишка» между Елисеевским и гостиницей «Центральная», ресторан «Центральный», кафе – «Московское», «Арагви», «Птица», «Космос», «Елисей» тот же, и винный его отдел отдельно… В Столешниковом еще два винных и «Яма». Это был такой московский вермутский треугольник. Деньги на выпивку стреляли, на аске. Бомбилы были такие, которые приставали к иностранцам. Они были люди рыночной экономики тогда уже. Мы могли за пять рублей принять в хиппи парня с рабочей окраины, у нас даже был бланк удостоверения для таких случаев. Бывало, подходишь к девушке и говоришь, что надо срочно выкупить заложенную бабушкину сережку, без которой умрет дедушка, – и тебе дают деньги…
В этот момент у Орлова звонит телефон. Он берет трубу и начинает в нее рассказывать: «Вот я занимаюсь сбором денег для выкупа своих вещей. Мои прежние квартирные хозяева их не отдают, потому что я должен им за полтора месяца. Антиквариат, серебро столовое, я покупал это у детей мародеров, которые это привезли из Италии… Мне буквально надо перехватить на четыре дня…» Телефонная беседе закончена, мы продолжаем нашу.
– Андрей! Хиппи – это sex, drugs, rok-n-roll, так ведь?
– Нет, наркотиков мне не удалось попробовать.
– Как так?
– Я с юных лет полюбил алкоголь. И выбрал его.
Да… Опыт такого общения, выпрашивания денег (не всегда, правда, срабатывает), спокойная привычка пить из горла, умение спать на скамейке, положив голову на плечо друга – эти умения помогают очень разным русским выжить. Даже и олигархам. Этот опыт не исчезает. У нас вся страна – страна хиппи. Та же МММ – это чистый аск. Человек попросил денег, ему дали…
– Значит, говоришь, ты был на бабу похож…
– Как я с моим женоподобием не стал пидорасом – просто даже не понимаю. Ко мне ведь в те времена всегда приставали, типа: «А знаете, что Чайковский был пидором?» Гомосеки писали друг другу записки на дверях сортира… Чат сортирных дверей – это совершенно интернетовская вещь. Люди вступали в переписку… Это был прообраз интернета.
Армия
– Интересно, а как ты, хиппи, служил в Советской армии?
– Я тогда был карикатурист, один из отцов-основателей клуба карикатуристов при «МК». Когда Бильжо туда пришел, я уже ушел, – это в 74-м. И служил я художником-оформителем. Причем на восьмой день службы мне по ошибке – еще до принятия присяги – присвоили звание младшего сержанта. Когда через две недели ко мне в армию приехал Вася, у меня уже была своя каморочка, в ней стол и кошка Ксюша. А также ключи от библиотеки, благодаря чему у меня до сих пор полно книг с печатью в/ч 554217. А потом и деньги появились: я до двух тысяч в месяц зарабатывал.
– На распродаже войскового имущества?
– Нет, у меня был подпольный оформительский комбинат. Мы пошли в жестокий демпинг и дали расценки в 25 процентов от фондов, выделенных на оформление колхозных полевых станов. Замполит у меня был на откате, получал 10 процентов. Я, бывало, по 15 000 рэ аккумулировал, такой у меня был стабилизационный фонд. За деньгами друзья ко мне ездили с гражданки.
– А это нравилось твоим командирам?
– Не всегда. Однажды меня наказали посадкой на губу утром 31 декабря. Чтоб я там встретил Новый год. Однако я смог освободиться в 9 вечера. И решил наказать виновных в моей посадке. Я в офицерском буфете скупил все бухло. Ни одной бутылки не оставил. Офицерам пришлось ехать за водкой в Пензу, и они привезли оттуда выпивку – правда, было уже два часа ночи. Пока виновные путешествовали, приличные офицеры, которых мы уважали, выпивали у меня в библиотеке бесплатно.
– Ну это беспредел просто. С твоей стороны.
– Не, не. Я на свои деньги боролся за соблюдение законов! У нас в части шесть человек отказались ехать в Афган, их отдали под суд, устроили показательный процесс. Поскольку деньги у нас были, мы наняли в Москве лучших диссидентских юристов уровня теперешнего Падвы… И ребят оправдали. В присяге ведь было записано: «Выступить на защиту священных рубежей своей родины». (Байка. В присяге «на защиту своей Родины». – И. С.) А за границей мы же не подписывались воевать. До Кушки – куда угодно, но не далее! Правда, потом в тексте присяги вместо «защиты границ» вписали «защиту интересов». Но потом, когда готовилось вторжение в Польшу, мы, наоборот, стали записываться добровольцами. Мы хотели показать, что второй Чехословакии не будет. У нас в части из восемнадцати мест четырнадцать были заполнены нашими, которые бы не стреляли. По хиппи пошла такая передача, и все пацифисты кинулись записываться в Польшу. Это было б странное вторжение, если б оно состоялось.
Стихосложение
– И вот теперь ты прославился и ведешь наконец жизнь поэта.
– Как у кошки девять жизней, так
