потенциального покупателя на ядерное оружие и средства его доставки – чтоб это все, может, и продать реально. Было объявлено, что цена красной ртути – 8 000000 баксов за кило. Чтоб взять на анализ 5 грамм, в Швейцарии стояли самолеты под парами. Американцы очень хотели получить образцы, им было интересно, что это за ртуть такую особенную ищет Каддафи, – раз ищет, значит, она для чего-то нужна! И вот у меня дружок-американ сошел с ума на ртути, буквально клинически сошел. Потом еще была тема белых рублей: что якобы где-то стоят 28 вагонов сторублевок, это зарплата, не выданная нашим офицерам в ГСВГ. И вот люди хотели найти это и ввезти в страну… Кстати, насчет рублей. Госконцерт тогда платил западникам рублями, а рубли за границу, как известно, было нельзя вывозить. И вот западные звезды получали справку незаполненную – разрешение на вывоз культурных ценностей – и ходили с ней по магазинам. Они покупали в комиссионном на Октябрьской антиквариат (Айвазовский тогда стоил 16 000 рэ), наполеоновскую бронзу и прочее. Помню, после шести концертов Джоэла его жена вывезла с собой из СССР вагон барахла – как какой-нибудь сержант Приходько из Берлина в 45-м. (Фактически она увезла трофеи обратно.) Мое любимое занятие тогда было такое: гулять с женой рок-звезды по Москве с целью потратить 6 000 000 гонорара за три часа. Надо было двигаться по городу со скоростью 2 000 000 рублей в час.

– Но хоть что-то ты сам тогда наварил? К примеру, по дешевке купил себе «Чайку» Брежнева?

– Нет… Easy come, easy go. Это синусоида, от богатства до бедности, от Brabus до метро. Я не раз ее проходил. И я этого не стесняюсь. Это не бравада, но у меня бывали дни, когда я зарабатывал десятки тысяч долларов. Были дни, когда я выносил из казино сотни тысяч долларов… Ты ж меня видел в разных состояниях.

– Да, помню. К примеру, когда ты был арт-директором журнала «Столица» (в котором я был всего лишь собкором в США), то ты ездил по пафосным ресторанам на персональном авто с личным шофером. А теперь, как в юности, у тебя снова нет даже на портвейн.

– Да… Приходится много занимать… Но ведь у меня же есть кредитная история! Я-то знаю, что отдам. Я знаю, что я не ячменное зерно, но петух этого не знает…

– Андрей! В твоей биографии есть такой знаменательный факт: ты учился в МИХМе (Институт химического машиностроения) с со знаменитым журналистом Андреем Васильевым. Как ты, поэт, попал в такой институт? Чтоб от армии откосить?

– Я как все остальные нормальные люди хотел уехать из страны, работать в посольстве или торгпредстве, получать деньги, покупать джинсы и продавать их здесь… Сертификаты Внешэкономбанка, чеки бесполосные… Ради этого я собирался поступать в МГИМО или в иняз, но папа мне сказал: «Дурак ты, дурак! Как я большой химический начальник, так и ты иди в МИХМ, где я, кстати, председатель экзаменационной комиссии. Дело несложное…»

– Тебя, как Гринева, записали в полк смолоду.

– Ну да. У меня отец – полный self-made man, из уголовников. Он вырос в районе Рязани, который назывался Монастырь. В 13 лет, в войну, при рабочей пайке хлеба грамм триста, мой отец делал уголовникам наколки и этим зарабатывал в день две буханки хлеба. Одну нес домой, а вторую менял на барахолке на книги. Мильтон, «Потерянный рай», Библия с иллюстрациями Доре – там он брал сюжеты для татуировок. Он потом прошел по конкурсу в Суриковский, со своими рисунками, но там стипендии не было. И тогда он со слезами на глазах выбрал МИСиС, где была самая большая стипендия, выучился и дошел в карьере до самого верха. А все из его круга ушли на зоны и на расстрелы. Отец после отказался от цековского пайка. Но прикрепление к 4-му Управлению оставил. А я от «кремлевки» отказался – не захотел получать удостоверение, где моя должность была обозначена как «сын начальника главка». Почему я это сделал – не знаю. Никакого героизма, детская поза.

– Потому что «падонок».

– Ну да, наверно… И вот отец говорит: через шесть лет ты выезжаешь в страну, а твой одноклассник, который МГИМО кончил, будет у тебя переводчиком, с зарплатой в шесть раз меньше твоей. Я осознал, что это красиво и понтово – говорить за границей по-русски, а специально обученные люди тебе переводят. Но судьба распорядилась иначе. Она так распорядилась, что я попал в одну группу с Андрюшей Васильевым. Полтора курса нашего общения с ним закончились тем, что мы начали писать в «Московский комсомолец»… Написали текст и отправили в редакцию, по почте, два юнца, наглых и талантливых… В понедельник мы текст отправили, а в четверг уже вышло полполосы – 1/8 объема ежедневной газеты. Притом что люди, закончившие журфак, печатали маленькие новостюшки. Тогда в редакции все думали, что это шутка культовых журналистов Щекочихина и Гутионтова, которые парой работали в «МК» – до нас, за нашим столами. Когда мы пришли, нас водили по редакции и показывали: вот они, мальчики из «Лабиринта» (питейное заведение упомянутое в публикации. – И. С.). Мы ходили в институт, писали заметки, а потом нас выгнали, и мы пошли в армию.

– У вас с ним один тип алкоголизма, вы одинаково напиваетесь – и потому так долго смогли продержаться вместе.

– Я думаю, да.

– А потом вы с Васей как-то разошлись.

– У нас с Васей синусоида – по статусам, например. Мы с ним разные по психотипу… Бывало, мы ссорились серьезно. Сейчас у нас ссоры нет, но у нас просто разные подходы. У меня нет Васиной лояльности к работодателю, он швейцарский гвардеец: ему дали форму, и он служит. У меня этого нет. Я романтичен, а Вася циник. Когда мне совсем хреново, мне помогает Вася. Я прекрасно помню, как и когда мы познакомились. 1 сентября 1974 года в 11 часов 20 минут Вася вошел в институтскую аудиторию, осмотрелся и увидел меня… Я был молодой, женоподобный, с длинными, до задницы, волосами. Он сказал себе: «Телка нормальная, жаль, сисек нет; ну да ладно, без сисек ебать будем».

Хиппи

– Длинные волосы – это оттого что ты хиппи, так?

– Да, надо сказать, что какое-то время я был центровым хиппи, и кликуха у меня была Энджи, – поскольку Эндрю и Энди были заняты старшими товарищами, старыми кондовыми центровыми хиппи. Володя-Солнце, был такой старый хиппи. И Красноштан… Они много пили, были по колено в триппере, ширялись – так что, скорей всего, их уже нет.

– У меня был в Штатах знакомый хиппи – старый,