Шрифт:
Закладка:
Действия наемных рабочих тоже не так сильно мешали инновациям в городских отраслях промышленности, как утверждал Комитет Харлема. В Лейдене и Харлеме nering-правила тщательно регулировали ставки заработной платы за штуку или за отработанные часы[1706]. Таким образом, зарплата определялась законом. Но законы можно изменить, и есть доказательства, что в Харлеме установленная законом заработная плата во время рецессии действительно не раз снижалась[1707]. Работодатели могли бы уклониться от правил – нанять рабочих-мигрантов, освоить выпуск новых (или почти новых) видов тканей, для которых еще не установлены ставки по оплате труда, или вообще вывести производство из Харлема. Ткачи-льнянщики и ткачи по шелку чувствовали, что торговцы-хозяева предприятий их обманывают, избегая ответственности благодаря своему доминирующему положению в гильдиях и neringen. Так что эти конкретные группы ремесленников весьма охотно участвовали в социальной агитации, которая сотрясала город в 1748 г. Однако, что немаловажно, их попытки исправить свое положение не вели к заметному успеху[1708]. В Лейдене местным стригальщикам удалось помешать предпринимателям внести изменения в завершающие стадии производства ткани[1709], но у больших групп текстильных рабочих их позиции в борьбе против работодателей оказались гораздо слабее. У ткачей-суконщиков, которые к 1750 г. составляли 40 % всех работников-мужчин в производстве тканей и около четверти всех ткачей в текстильной промышленности Лейдена[1710], в принципе не было действующего закона о ставках заработной платы в их ремесле. На разных предприятиях уровень заработной платы фактически отличался[1711].
Поскольку внерыночные институты действительно препятствуют технологическому прогрессу, доказательства этого эффекта следует искать вне правил и организаций, регулировавших соответствующие экспортные отрасли. Как отметил харлемский Комитет по всеобщему благосостоянию в своем документе, эти отрасли пострадали из-за того, что городские правительства предпочитали решать спорные вопросы в пользу гильдий квалифицированных рабочих и лавочников. Одним из результатов этой политики было давление на потребительские цены в сторону повышения и сопутствующий рост ставок оплаты труда. Ван Занден обнаружил, что после 1650 г. относительно высокая цена на хлеб в Лейдене по сравнению, например, с Кампеном, расположенным в Восточных Нидерландах, в основном объяснялась высокими ценами на выпечку и нормой прибыли, которую гарантировали себе местные пекари. Гильдия пекарей неоднократно обращалась в лейденский магистрат с просьбой установить высокую цену на хлеб[1712].
Кроме того, политика защиты интересов корпоративных организаций неэкспортных отраслей могла приводить к повышению цен на сырье или создавать узкие места в цепочках поставок. Когда производители фаянса из Делфта жаловались на чрезмерное давление гильдий, это, безусловно, отражало озабоченность стоимостью жизненно важного материала – глины из Турне. В меморандуме, представленном в 1752 г. муниципальным властям города, они указали, что, если магистрат выполнил просьбу гильдии шкиперов о лишении хозяев барж из Гента права на перевозку товаров в Делфт (где взимали более низкую плату за перевозки), стоимость глины вырастет до разорительного для них уровня[1713]. В конце 1740-х гг. гаудских производителей курительных трубок сильно раздражало обязательство обжигать трубки у членов гильдии гончаров[1714]. Когда в мае 1748 г. выяснилось, что гончары, по мнению трубочников, неспособны справиться с быстро растущим спросом на объемы обжига, который был вызван стремлением трубочников расширить производство и увеличить длину курительных трубок, напряжение вылилось в нападение разгневанной толпы на дом гончара[1715].
Политическая структура Соединенных провинций сама создавала силы, приводившие к застою в сфере технологий. Высокая степень децентрализации, порожденная соперничеством городов, мешала им поддерживать новые виды экономической деятельности. В этих условиях плюрализм и конкуренция больше не уравновешивали действие закона Кардуэлла. Пока тянулся XVIII в., в Лейдене, Харлеме и Гауде сокращалось выделение казенных денег на стимулирование новых промышленных предприятий. Сокращение расходов стало велением дня. Городские власти пока не полностью отказались от предоставления финансовой помощи, но их возможности субсидирования инновационных проектов, судя по всему, значительно снизились по сравнению с XVII в. В 1796 г. в Харлеме члены Комитета по всеобщему благосостоянию были вынуждены возместить расходы новому муниципальному предприятию по изготовлению шерстяных чулок из собственного кармана, поскольку оно не решалось просить денег у города, учитывая «плачевное состояние городской казны»[1716].
Таким образом, в Нидерландах в соответствии с моделью Мокира внедрение технологических инноваций в определенной мере было ограничено внерыночными силами. Однако то, что нельзя объяснить изменениями относительных цен на производство, совсем не обязательно должно быть связано с усилением сопротивления внерыночных механизмов. Было бы преувеличением считать, что внерыночные институты служат оплотом статус-кво. Такой аргумент противоречит двум мощным возражениям.
Прежде всего, имеющиеся доказательства прямого или косвенного противодействия технологическим новинкам относятся лишь к части спектра технологических изменений. В Нидерландах периода позднего Средневековья и самого начала Нового времени, как показано в главе 3, технологический прогресс наступал широким фронтом. Противодействие инновациям никогда не было настолько распространено или повсеместно, чтобы остановить их. Если новшества должны были появиться, их распространение нельзя было бы предотвратить явным бездействием или простым противодействием внерыночных сил. Чтобы Нидерланды соответствовали закону Кардуэлла, необходимо множество факторов. Важно, появлялись ли инновации после 1700 г., и было ли предложение новшеств в XVIII в. таким же богатым, как и до 1700 г. Вернемся к этому вопросу позже.
Во-вторых, как мы видели в главе 6, внерыночные институты не всегда оказывались заведомо враждебно настроены к новшествам. Как отмечает Мокир, многие технологии были и являются частью государственного сектора. Далее он говорит, что группы интересов, которые обращаются к внерыночным институтам, чтобы повлиять на решения по новым методам, необязательно стремятся противодействовать «самому существованию» новшеств; также возможно, что они используют этот инструмент, чтобы повлиять на характер технологических изменений[1717]. То есть многие инновации внедрялись под эгидой внерыночных институтов. Внерыночные силы сами по себе не были губительны для технологического прогресса. Если бы принятие решений о внедрении новинок не определялось конкуренцией, это не отменило бы инновации.
Правда, замедление внедрения инноваций после 1700 г. произошло и во многих секторах, контролируемых внерыночными институтами, такими как гильдии, neringen и другими надзорными органами. Однако гораздо более примечательным и интересным является тот факт, что в XVIII в. в голландской экономике в отдельных отраслях (кроме сельского хозяйства) с относительно высоким преобладанием государственных и полугосударственных организаций действительно наблюдался продолжительный технологический прогресс. При этом инновации в гидравлической инженерии, судостроении, навигационных технологиях, производстве вооружений и чеканке монеты имели общую черту – полугосударственные и государственные организации играли в принятии решений об их внедрении исключительно важную роль. Чем больше деятельность
