и никто уже не мог понять, где какой отдел: галантерея была погребена под грудами товаров; в соседней с нею бельевой секции солнечный луч, проникший в окно с улицы Нёв-Сент-Огюстен, казался золотой стрелой, вонзившейся в снег, а в секциях перчаток и шерстяных изделий целое море шляпок и шиньонов преграждало путь в дальний конец магазина. Под ними даже не видно было платьев – одни только прически да тульи дамских шляп, увенчанных перьями и лентами; среди них лишь изредка кое-где мелькали черные мужские котелки; женские лица, истомленные усталостью и жарой, теряли краски, уподобляясь призрачно-бледным камелиям. Наконец Ютен, пустив в ход локти, кое-как пробился сквозь толпу, ведя за собою дам. Но когда Анриетта поднялась по лестнице, она уже не нашла там Муре – ему захотелось с головой окунуть Валаньоска в это людское море, чтобы ошеломить его вконец; впрочем, он и сам испытывал властное, чисто физическое желание погрузиться в эту буйную стихию успеха. И теперь с наслаждением ощущал, как задыхается в тисках толпы, словно вся женская половина человечества душила его в своих объятиях.

– Прошу налево, сударыни, – говорил Ютен самым любезным тоном, с трудом преодолевая растущее раздражение.

Наверху царила такая же давка, покупатели толпились даже в отделе обивочных тканей – обычно самом спокойном из всех. В отделах шалей, белья, мехов яблоку негде было упасть. Пробираясь через секцию кружев, дамы встретили графиню де Бов и ее дочь Бланш; обе женщины рылись в куче кружев, которые им показывал Делош. И Ютену с его ношей пришлось сделать еще одну остановку.

– О, здравствуйте! А я только что о вас вспоминала!

– И я тоже вас искала. Но разве в этой толчее кого-нибудь найдешь?!

– Великолепно, не правда ли?

– Да, изумительно, моя дорогая! Но мы уже просто падаем от усталости.

– Так вы покупаете что-нибудь?

– Нет, конечно. Мы просто присели отдохнуть, а заодно смотрим…

И в самом деле, графиня де Бов, у которой в кошельке было всего несколько франков, чтобы заплатить извозчику, заставляла продавца вынимать с полок картонку за картонкой и показывать ей все виды кружев лишь ради удовольствия увидеть и пощупать их. Она сразу угадала в Делоше начинающего продавца, неловкого, медлительного, не умеющего справляться с дамскими капризами и, пользуясь робостью услужливого юноши, требовала показывать ей все новые и новые товары. Прилавок был уже завален кружевами, и графиня жадно копалась в грудах гипюра, мехельна, шантильи, валансьена; у нее тряслись руки, лицо пылало чувственным румянцем; рядом с матерью стояла Бланш, охваченная той же страстью, но ее одутловатое лицо было залито мертвенной бледностью.

Дамы продолжали болтать; Ютен, готовый отхлестать их по щекам, стоял смирно, ожидая, когда они наговорятся.

– О, я вижу, вас интересуют такие же галстучки и вуалетки, как у меня! – воскликнула мадам Марти.

И верно: графиня де Бов, которой с прошлой субботы не давали покоя кружева мадам Марти, не устояла перед искушением хотя бы пощупать такие же, раз уж скупость мужа не позволяла ей унести их отсюда. Слегка покраснев, она объяснила, что Бланш захотелось посмотреть галстучки из испанских блондов. Затем добавила:

– Значит, вы идете в отдел готового платья? Ну прекрасно, до скорой встречи. Хотите, увидимся в восточном салоне?

– Да-да, в восточном салоне, договорились… Как он прекрасен!

И они расстались, измученные донельзя в толпе, осаждавшей теперь прилавки, где только что выставили на продажу дешевые прошивки и прочий отделочный материал. А Делош, очень довольный тем, что нашел выгодных покупательниц, снова принялся опустошать картонки перед матерью и дочерью. Тем временем инспектор Жув, с его военной выправкой и орденами, выставленными напоказ, медленно прохаживался по отделу, охраняя этот дорогой товар, который так легко было спрятать в рукаве. Проходя мимо графини де Бов, он пристально посмотрел на ее руки, жадно щупавшие кружева.

– Прошу направо, сударыни, – сказал Ютен, отправляясь дальше.

Он был вне себя от ярости. Мало того что из-за них он упустил выгодную продажу внизу, в своей секции, так они еще задерживают его здесь чуть ли не на каждом повороте! Его раздражение объяснялось еще и постоянной давней враждой между отделами тканей и готового платья, которые оспаривали друг у друга покупательниц, борясь за свою долю процента с продаж. Отдел шелков был настроен еще более воинственно, чем отдел шерстяных тканей, особенно если клиентка, переворошив кучи тафты и фая, решала купить готовое пальто.

– Мадемуазель Вадон! – раздраженно позвал Ютен, пробравшись наконец к прилавку.

Но та прошла мимо, даже не взглянув на него, – ей хватало своей работы. В зале было полно народу; покупательницы непрерывной чередой входили и выходили через двери, ведущие в отделы кружев и белья; в глубине помещения клиентки вертелись перед зеркалами, примеряя одежду. Плотный красный ковер на полу приглушал шум шагов; отдаленный гам на первом этаже здесь был едва слышен и напоминал вкрадчивый шепот; в помещении, битком набитом женщинами, стояла душная жара.

– Мадемуазель Прюнер! – выкрикнул Ютен, но и эта даже не подумала остановиться, и он прошипел сквозь зубы, стараясь, чтобы его не услышали: – Вот мерзавки!

Он ненавидел продавщиц готового платья, особенно потому, что вечно приходилось утруждать ноги, бегая с первого этажа на второй, чтобы передавать им покупательниц, а главное – уступать свою долю добычи, которую они, можно сказать, вырывали у него из рук. Это была глухая, скрытая борьба, которую девушки вели не менее ожесточенно, чем мужчины: тут уж было не до различия полов – и те и другие проводили весь день на ногах, одинаково уставали, и разделяло их только одно – лихорадочная гонка за своей личной прибылью, премией, которую они оспаривали друг у друга.

– Ну что, так никто и не подойдет? – воскликнул Ютен.

И тут он заметил Денизу. С самого утра ей поручали только складывать ненужные вещи да еще позволили заняться несколькими сомнительными клиентками, которые, впрочем, так ничего и не купили. Сейчас она убирала со стола огромную кучу одежды. Ютен подбежал к ней со словами:

– Мадемуазель, держите это и займитесь дамами, они уже давно ждут!

Он всучил ей покупки госпожи Марти, которые устал таскать, и снова улыбнулся, но сейчас в его улыбке таилось злорадство опытного продавца, прекрасно понимавшего, в какое затруднение он ставит и этих дам, и юную, неопытную девушку. Однако Денизу глубоко взволновала такая нежданная удача. Ютен уже во второй раз представал перед ней в роли незнакомого, но по-братски заботливого друга, всегда готового прийти на помощь. Ее глаза благодарно заблестели, и она долго смотрела ему вслед, пока он протискивался сквозь толпу к выходу, спеша вернуться в свой отдел.

– Мне нужно манто, – сказала госпожа Марти.

Дениза начала ее расспрашивать: какое именно манто? Но клиентка понятия не имела, чего она хочет: пусть ей покажут все имеющиеся в магазине модели! И девушка, уже падавшая от усталости, совсем потеряла голову: у Корная, в Валони, ей приходилось обслуживать лишь немногих покупательниц, а здесь она даже не знала, сколько манто имеется в их секции и в каком порядке они развешаны в шкафах. Поэтому ей то и дело приходилось обращаться за помощью к другим продавщицам, которым было не до нее, и тут мадам Орели заметила госпожу Дефорж; она, конечно, знала, что та состоит в близких отношениях с ее хозяином, и поспешила спросить:

– Кто вас обслуживает, мадам?

– Вон та барышня, которая ищет модель в шкафу, – ответила Анриетта. – Только она, по-моему, не слишком расторопна и ничего не может найти.

Заведующая, испепелив Денизу взглядом, прошипела:

– Я вижу, вы ни на что не годны. Отойдите и не мешайте, ради бога! – После чего позвала: – Мадемуазель Вадон, принесите манто!

Она стояла рядом, не отходя и наблюдая за Маргаритой, пока та показывала принесенные модели. Маргарита разговаривала с клиентками учтиво, но сухо, со скрытой неприязнью бедной девушки, одетой в шелковое платье, но при этом вынужденной обслуживать богатых модниц, к которым она относилась с неосознанной завистью и злобой. Когда госпожа Марти сказала,