Шрифт:
Закладка:
Спрятавшись за стопкой поплина, Льенар любезничал с рослой простоволосой девицей, которую хозяйка послала обменять одну мериносовую ткань на другую. Он ненавидел дни больших распродаж, после которых у него «руки отваливались», и всеми силами старался увильнуть от работы; в премиях он не нуждался, так как отец щедро снабжал его деньгами, и делал ровно столько, сколько требовалось, чтобы не быть уволенным.
– Послушайте, мамзель Фанни, – говорил он, – ну отчего вы вечно торопитесь? Скажите, вы довольны той рубчатой вигонью, что я подобрал вам в прошлый раз? Знаете, мне ведь положена за нее премия, я приду за ней к вам.
Но мастерица, хихикнув, убежала, а Льенар, наткнувшись на госпожу Дефорж, поневоле был вынужден спросить:
– Что желаете, сударыня?
Она хотела купить материю на платье, плотную и недорогую. Льенар, желавший только одного – не слишком себя утруждать, – предложил ей выбрать что-нибудь из отрезов, уже заваливших прилавок. Тут были все виды кашемира, саржи, вигони, и он клялся, что ничего лучшего она не найдет. Однако госпоже Дефорж ни одна из этих тканей не нравилась, она вдруг заприметила на одной из полок голубоватую эско[23]. Тут Льенару пришлось потрудиться – он вытащил рулон, но она сочла материю слишком грубой. Затем она перебрала все виды шевиота, диагонали, вигони, которые ей просто хотелось потрогать из любопытства или ради удовольствия, – на самом деле ей было совершенно безразлично, что купить. Несчастный Льенар добирался до самых высоких полок, у него ломило спину, а прилавок был завален грудами материй – мягкого кашемира и поплина, всех видов шевиота с его жестким ворсом, пушистой вигони… Госпожа Дефорж ощупала все ткани, изучила все оттенки и даже заставила Льенара показать ей гренадин и шамберийский газ, хотя и не собиралась их покупать. В конечном счете ей это надоело, и она сказала:
– Ах, боже мой, та первая ткань была все-таки лучше… Да-да, вот эта саржа в крапинку, по два франка за метр. Это ведь для моей кухарки… – И когда Льенар, бледный от еле скрываемой ярости, отмерил материю, распорядилась: – Будьте добры отнести это в кассу номер десять, для госпожи Дефорж.
Она уже выходила из отдела, как вдруг заметила мадам Марти, с ней была ее дочь Валентина, высокая, тоненькая девочка; ей было только четырнадцать лет, но она держалась довольно самоуверенно и уже бросала на товары взгляды искушенной женщины.
– Ах, и вы здесь, моя дорогая!
– Да, милочка. Ну как вам нравится такое столпотворение?!
– Ох, и не говорите, задохнуться можно! А вы уже видели восточный салон?
– Да, конечно! Потрясающее зрелище!
И дамы, стоя в нараставшем потоке женщин с тощими кошельками, которые расхватывали дешевые шерстяные ткани, начали восторженно обсуждать выставку ковров, не обращая внимания на тычки локтями со всех сторон. Потом мадам Марти сказала, что ищет материю на пальто, но пока еще ничего подходящего не присмотрела, разве только взять стеганое сукно…
– Ну вот еще, – буркнула Валентина, – в таком сейчас все ходят!
– Лучше посетите отдел шелков, – посоветовала госпожа Дефорж. – Вы должны увидеть их знаменитое «Парижское счастье».
Госпожа Марти заколебалась. Шелка были дороги, а она поклялась мужу, что будет благоразумной! Несмотря на это, она уже много чего накупила – муфту и рюши для себя, чулки для дочери. В конце концов она сказала продавцу, который показывал ей сукно:
– Нет, все это мне не подходит; ладно, пойду-ка я в отдел шелков.
Служащий собрал ее покупки и снова пошел впереди, направляясь к кассе.
В отделе шелков тоже царила давка, особенно много народу толпилось перед экспозицией, которую устроил Ютен, а Муре, с его творческим духом, превратил в подлинное произведение искусства. Она находилась в глубине холла: сверху, из-под цветного витражного потолка, струились потоки разноцветных шелков; собранные вокруг одной из чугунных колонн, подпиравших свод, они расширялись книзу, пышно опускаясь и на паркетный пол. Здесь было все – мерцающие атласные ткани и шелка самых нежных расцветок: атлас «королевский» и атлас «ренессанс», радужные, как хрустальные струйки источника; волшебные полупрозрачные шелка «Зеленый Нил», «Индийский небосвод», «Майская роза» и «Голубой Дунай». Ниже следовали более плотные, но такие же великолепные атласные и шелковые ткани теплых тонов, ниспадавшие пышными складками, – «мервейе», «дюшес». А внизу, почти у самого пола, дремали, точно на дне водоема, тяжелые материи – узорчатая парча, дамаст, шелка́ с вышивкой, шелка́ с бисером; их окружали волны бархата – черного, белого, цветного, на шелковой или атласной подкладке, уподоблявшие все это великолепие поверхности озера, в котором отражаются облака и окружающий пейзаж. Женщины, охваченные вожделением, бледнели, их тянуло приблизиться, наклониться к этому волшебному водоему, словно они надеялись увидеть в нем свое отражение. Буйная вакханалия красок внушала им двойственное чувство – смутную боязнь, что этот поток роскоши смоет, унесет их, и в то же время неодолимый соблазн броситься в него очертя голову и погибнуть.
– А, вот ты где! – воскликнула Анриетта Дефорж, заметив мадам Бурделе перед одним из прилавков.
– О, здравствуйте! – ответила та, пожав руки обеим дамам. – Да я зашла только взглянуть.
– Всего лишь? Какое чудо эта выставка – просто мечта! А восточный салон – ты видела восточный салон?
– Да-да, просто фантастика! – отвечала мадам Бурделе, но под этим восторженным отзывом, которому решительно суждено было сделаться лозунгом дня, скрывалось свойственное ей хладнокровие практичной хозяйки.
В данный момент она внимательно рассматривала отрез «Парижского счастья», ибо явилась сюда лишь для того, чтобы воспользоваться исключительной скидкой на этот шелк – если найдет его достойным внимания. Видимо, осмотр ее удовлетворил, так как она попросила отрезать ей двадцать пять метров, собираясь заказать платье для себя да еще выгадать кусок на легкое пальтишко для младшей дочки.
– Как, ты уже уходишь? – удивилась Анриетта. – Может, пройдешься с нами по магазину?
– Нет, спасибо, меня ждут дома… Я решила не брать детей с собой, в эту давку.
И она пошла следом за приказчиком, который нес двадцать пять метров шелка для оплаты в кассе № 10; там сидел юный Альбер Ломм, который совсем потерял голову, не успевая выдавать квитанции осаждавшим его покупательницам. В конце концов приказчик пробился к нему, предварительно записав эту продажу в свою чековую книжку; он назвал купленный товар, кассир внес его в журнал, еще раз уточнил правильность записи и, вырвав чек из книжки, наколол его на железный штырек, стоявший рядом с печатью, которой заверяли оплату.
– Сто сорок франков, – сказал Альбер.
Госпожа Бурделе заплатила и указала свой адрес: она пришла пешком и не хотела обременять себя ношей. Тем временем Жозеф уже запаковал шелк, бросил сверток в круглую корзину, и та покатилась по желобу в подвальное помещение, куда шумным водопадом низвергались купленные товары.
Однако в секции шелков была такая давка, что поначалу мадам Дефорж и мадам Марти никак не удавалось отыскать свободного продавца. Они долго стояли в плотной толпе женщин, которые разглядывали ткани, щупали их и часами раздумывали, стоит ли
