– Ну-ка, затяните пояс потуже! – командовала мадам Орели. – Так у вас платье хотя бы не будет собираться горбом на спине… А ваши волосы – да можно ли так измываться над ними?! Они выглядели бы великолепно, захоти вы привести их в порядок.

И в самом деле, пепельно-белокурые волосы Денизы были единственным ее украшением. Когда она их распускала, они спадали до щиколоток, но причесывать их было истинным мучением – девушка безжалостно скручивала пряди в жгуты и скалывала на голове длиннозубым роговым гребнем. Клара, завидуя этой буйной гриве, подняла ее на смех: вы только гляньте – ни дать ни взять стог сена, да еще и кривобокий! Она подозвала продавщицу из бельевого отдела, девушку с широким добрым лицом. Эти секции вечно враждовали между собой и заключали перемирие лишь в тех случаях, когда можно было кого-нибудь высмеять.

– Мадемуазель Кюньо, вы только посмотрите на эту копну! – приговаривала Клара, которую Маргарита подталкивала локтем, притворяясь, будто давится от смеха.

Но девушка вовсе не желала потешаться над новенькой. Взглянув на Денизу, она припомнила, как ей самой доставалось в первые месяцы работы.

– Ну и что тут смешного? Такой «копной» у нас мало кто может похвастаться, – сказала она и вернулась в свой отдел, оставив девиц ни с чем.

Дениза, услыхавшая их разговор, с благодарностью посмотрела ей вслед. Напоследок мадам Орели вручила девушке чековую книжку с ее фамилией, добавив:

– Ну ладно, надеюсь, завтра вы будете выглядеть приличнее… А сейчас усваивайте порядки нашего отдела, ждите своей очереди заняться с клиенткой. Сегодня нам предстоит трудный день, вот и увидим, на что вы способны.

Однако пока отдел пустовал – сюда мало кто наведывался в такой ранний утренний час. Продавщицы бродили без дела, готовясь к утомительному послеполуденному наплыву покупательниц. Дениза, не зная, чем заняться, и боясь, что ее обвинят в безделье, очинила карандаш и засунула его, по примеру остальных, между пуговицами лифа. Она мысленно подбадривала себя: ведь ей непременно нужно было добиться этого места. Накануне девушке объявили, что жалованье ей пока не полагается: она будет работать только за стол и жилье, получая на руки лишь процент со стоимости проданных ею вещей. Дениза надеялась зарабатывать до тысячи двухсот франков в год; она слышала, что опытные продавщицы получали даже две тысячи, если очень усердствовали. Ее бюджет был заранее строго расписан: сто франков в месяц позволили бы оплачивать пансион Пепе, и, кроме того, нужно было содержать Жана, которому хозяин пока не платил ни гроша; а если очень уж повезет, она и себе могла бы прикупить что-нибудь из одежды и белья. Однако, чтобы заработать такие большие деньги, нужно было показать себя усердной и выносливой, не обращать внимания на злые выпады товарок и, если потребуется, с боем вырывать у них свою долю прибыли. Дениза уже мысленно готовилась к этой борьбе, как вдруг увидела высокого молодого человека, который улыбнулся ей, проходя через их комнату; это был Делош, которого накануне взяли на работу в отдел кружева. Дениза улыбнулась ему в ответ, радуясь этой дружеской встрече, – она сочла ее добрым предзнаменованием.

В половине десятого колокол созвал на завтрак первую смену продавцов. Через некоторое время он возвестил начало второй смены. А клиентки все не шли. Мадам Фредерик, помощница заведующей, унылая, чопорная вдова, любившая предсказывать всякие несчастья, уже сулила всем пропащий день: никто не придет, можно запирать шкафы и расходиться; это пророчество омрачило бесцветное лицо Маргариты, падкой на деньги, зато Клара, с ее вольным нравом непокорной кобылы, уже мечтала о прогулке в Верьерском лесу, если распродажу постигнет крах. Что касается мадам Орели, то она молча расхаживала по пустому отделу с величественным видом Цезаря, готового нести ответственность и за победу, и за поражение своих легионов.

К одиннадцати часам в отдел заглянули несколько дам. Наконец появилась еще одна клиентка – настала как раз очередь Денизы.

– Толстуха из провинции, та самая, – шепнула Маргарита.

Это была женщина лет сорока пяти, время от времени приезжавшая в Париж из какой-то глуши, где она долго откладывала деньги, а прибыв в столицу, прямо с вокзала отправлялась в «Дамское Счастье», чтобы потратить там свои сбережения. Она очень редко заказывала товары почтой – ей нравилось их видеть, ощупывать, она закупала все, что могла, вплоть до иголок, которые, по ее словам, стоили бешеных денег в их городишке. Эту клиентку знал весь магазин; говорили, что ее зовут мадам Бутарель и живет она в Альби[21], но все остальное – ее положение в обществе, ее жизнь – никого не интересовало.

– Как поживаете, сударыня? – ласково спросила мадам Орели, устремившись к покупательнице. – Чего вы желаете? Вас сейчас же обслужат. – И, обернувшись, позвала: – Барышни!

Дениза уже было направилась к даме, но Клара оказалась проворнее. Обычно она работала с ленцой – жалованье ее не интересовало, ей удавалось получать куда больше на стороне, притом без всяких усилий. Но сейчас ей не терпелось перехватить клиентку у новенькой.

– Простите, но это моя очередь, – возмутилась Дениза.

Однако мадам Орели остановила ее строгим взглядом, бросив:

– Что это еще за очереди?! Здесь я начальница. А вы смотрите и учитесь, как нужно обращаться с постоянными клиентками!

Дениза отступила назад, глотая подступившие слезы; она отвернулась к окну, чтобы скрыть отчаяние, и стала смотреть на улицу. Почему они мешают ей работать? Неужели все они сговорились отбивать у нее выгодных клиенток? Девушку мучил страх перед будущим, она чувствовала себя беспомощной перед царившей здесь низкой корыстью. В горестном сознании своего бессилия она приникла лбом к холодному стеклу, глядя на «Старый Эльбёф» и думая: не лучше ли было бы уговорить дядю взять ее к себе? Может, он и сам этого хотел – недаром же вчера, накануне, он выглядел таким подавленным. А теперь она, безнадежно одинокая, очутилась здесь, в этом гигантском магазине, где никто ее не любил, где она чувствовала себя оскорбленной и потерянной; Пепе и Жан, которые никогда не расставались с сестрой, жили у чужих людей, и эта разлука усугубляла ее горе; сквозь две крупных слезы, которые она едва сдерживала, улица расплывалась перед ней в каком-то тумане.

Тем временем у нее за спиной бубнили голоса.

– В этом манто я выгляжу горбуньей, – недовольно ворчала госпожа Бутарель.

– Мадам ошибается, – возражала Клара, – оно сидит прекрасно… Разве что мадам предпочитает не манто, а шубу…

Дениза вздрогнула от чьего-то прикосновения и оглянулась: это была мадам Орели, строго смотревшая на нее.

– Так-так, вам что, нечего делать? Почему вы пялитесь в окно? Нет, это никуда не годится!

– Но ведь мне помешали заняться этой покупательницей, мадам!

– Ну, раз у вас нет другой работы, займитесь для начала укладкой вещей.

Стараясь угодить нескольким заглянувшим сюда покупательницам, для них опустошили чуть ли не все шкафы, и теперь на двух длинных дубовых столах, один у правой, другой у левой стены, громоздились кучи одежды – манто, шубы, ротонды, платья всех размеров и расцветок. Дениза покорно начала разбирать их, аккуратно складывать или развешивать в шкафах. Такую несложную, но трудоемкую работу обычно поручали начинающим. Но Дениза не протестовала, зная, что здесь требуют беспрекословного подчинения, и надеясь, что начальница все-таки соблаговолит позволить ей продажу, как, видимо, и хотела вначале. Она все еще занималась укладкой вещей, как вдруг появился Муре. Дениза вздрогнула и покраснела; при мысли о том, что он может с ней заговорить, бедняжку снова охватил непонятный страх. Но Муре даже не взглянул на нее, он давно забыл об этой тщедушной девушке, которую поддержал под влиянием минутной симпатии.

– Мадам Орели! – коротко позвал он.

Он был бледен, однако его светлые глаза все еще горели решимостью. Обходя магазин, Муре всюду видел пустые отделы и пытался побороть страх поражения, грозивший разрушить его упрямую веру в удачу. Правда, часы едва отзвонили одиннадцать, а он знал по опыту, что наплыва покупателей следует ожидать не ранее полудня. И тем не менее