– Тогда запишите чаевые на мой счет, – предложил он.

– Хорошо, сахиб, – сказал привратник и повернул обратно к розовому дому.

6.23

Пьяный, без гроша в кармане и глубоко несчастный, Ман, шатаясь, побрел домой. К его удивлению и смутной досаде, мать опять не спала и поджидала его в гостиной. Когда она увидела сына, слезы тотчас покатились по ее щекам. Она уже была удручена историей с наваратной.

– Ман, сынок, что на тебя нашло? Что эта чертовка сделала с моим мальчиком? Знаешь ли ты, какие о тебе ходят сплетни? Даже люди из Варанаси уже в курсе.

– Какие еще люди из Варанаси? – с любопытством переспросил Ман.

– Какие люди из Варанаси, спрашивает он! – всплеснула руками госпожа Капур и заплакала еще горше. От ее сына разило спиртным.

Ман с любовью обнял мать за плечо и попросил ее ложиться спать. Та велела ему пробраться в свою комнату по черной лестнице и не беспокоить отца, который сегодня работает до глубокой ночи.

Ман и не подумал ее слушаться. Напевая себе под нос, он направился в спальню по главной лестнице.

– Это еще кто? Кто там?! Ман? – раздался сердитый голос отца.

– Да, баоджи, – не останавливаясь, ответил Ман.

– Ты меня слышишь? – прогремел отец так, что разнеслось на весь Прем-Нивас.

– Да, баоджи. – Ман замер на месте.

– Тогда немедленно подойди!

– Хорошо, баоджи. – Он кое-как спустился обратно, вошел в кабинет отца и устроился напротив небольшого столика, за которым тот сидел. В кабинете они были одни, если не считать пары ползавших по потолку ящериц.

– Встань. Разве я разрешал тебе сесть?

Ман попытался встать и не смог. Он предпринял вторую попытку и оперся руками на отцовский стол. Взгляд у него был стеклянный. Казалось, бумаги на столе и стакан воды под рукой у Махеша Капура его пугали.

Махеш Капур тоже встал: губы поджаты, взгляд суров. В правой руке он держал папку. Медленно перенеся ее в левую руку, он уже занес правую для удара, но тут в кабинет ворвалась госпожа Капур и запричитала:

– Нет… нет… не надо!..

У нее был умоляющий взгляд и голос; Махеш Капур сдался. Ман тем временем закрыл глаза, рухнул обратно на стул и тут же начал клевать носом.

Отец в бешенстве обошел стол и встряхнул Мана с такой силой, будто хотел пересчитать ему все кости.

– Баоджи! – со смехом вскричал Ман, разбуженный встряской.

Махеш Капур вновь занес правую руку и наотмашь ударил своего двадцатипятилетнего сына по лицу. Тот охнул, посмотрел на отца и потрогал ушибленную щеку.

Госпожа Капур горестно зарыдала и присела на одну из скамеек вдоль стены.

– А теперь слушай меня, Ман, если не хочешь получить еще, и слушай внимательно, – заговорил отец, злясь пуще прежнего из-за того, что довел жену до слез. – Не знаю, вспомнишь ли ты наутро наш разговор, но ждать, пока ты протрезвеешь, я не собираюсь. Понимаешь ты меня? – вопросил он и повторил: – Понимаешь?

Ман кивнул, с трудом подавляя единственное желание – вновь закрыть глаза. Спать хотелось так, что до сознания доходили лишь обрывки слов. Где-то что-то болело… Но у кого и где?

– Ты себя в зеркало видел? Как ты выглядишь?! Глаза стеклянные, волосы торчком, карманы наизнанку, курта вся залита виски…

Ман покачал головой и уронил ее на грудь. Ему хотелось лишь прекратить это странное действо, укрыться от злого отцовского лица, криков, жгучей боли.

Он зевнул.

Махеш Капур взял в руки стакан и плеснул водой в лицо сыну. Часть воды попала на бумаги, но он на них даже не взглянул. Ман закашлял и испуганно вскинулся. Госпожа Капур закрыла лицо ладонями и зарыдала еще громче.

– Что ты сделал с деньгами? Куда ты дел деньги?! – орал Махеш Капур.

– Какие деньги? – переспросил Ман, рассеянно глядя на стекающую по курте воду. Один из ручейков потек по тому же руслу, что и виски.

– Деньги на развитие твоего дела!

Ман пожал плечами и нахмурился, пытаясь сосредоточиться.

– А то, что я тебе дал на карманные расходы? – грозно спросил отец.

Ман нахмурился еще сильней и опять пожал плечами.

– Что ты с ними сделал? А я тебе скажу: потратил их на эту шлюху! – В здравом уме Махеш Капур не позволил бы себе таких слов в адрес Саиды-бай, но сейчас он был не в себе.

Госпожа Капур зажала уши ладонями. Ее муж фыркнул, подумав, что она похожа на трех обезьянок Гандиджи[257], слепленных в одну.

Ман взглянул на отца, подумал секунду-другую и наконец сказал:

– Нет. Я дарил ей только всякие мелочи, она ничего не просит… – Сам он при этом гадал, куда же в самом деле подевались его деньги.

– Значит, ты все пропил и проиграл в карты, – с отвращением молвил его отец.

Ах да, точно, с облегчением подумал Ман. Вслух же он сказал – довольным тоном, словно наконец получил ответ на давно мучивший его вопрос:

– И правда, баоджи! Пропил да проиграл – ничего не осталось! – Смысл собственных слов его ошарашил, и он сконфуженно замолчал.

– Бессовестный, бессовестный! Ты ведешь себя хуже, чем лишенный земель заминдар, и я этого не потерплю! – вскричал Махеш Капур. Он застучал кулаком по розовой папке, которая лежала перед ним на столе. – Я этого не потерплю, слышишь! Тебе больше не рады в этом доме и в этом городе. Уезжай из Брахмпура! Поди вон! Немедленно. Видеть тебя не хочу. Ты доводишь до слез родную мать, губишь собственную жизнь, мою политическую карьеру и репутацию своей семьи. Я даю тебе деньги – и как ты с ними обходишься? Спускаешь все в карты, тратишь на шлюх и выпивку! Только и умеешь, что дебоширить да распутничать! Никогда не думал, что мне будет стыдно за родного сына. Ты взгляни на мужа своей сестры, он ни разу в жизни не просил у меня денег, даже для дела, не говоря уж о «карманных расходах»! А твоя невеста? Мы нашли тебе достойную девушку из достойной семьи, все устроили – а ты бегаешь за Саидой-бай, которая ни от кого не скрывает своего образа жизни!

– Я ее люблю, – сказал Ман.

– Любишь?! – вскричал потрясенный отец, свирепея. – Немедленно отправляйся спать! Это твоя последняя ночь в нашем доме. Чтобы завтра духу твоего здесь не было. Вон! Уезжай в Варанаси или куда глаза глядят! Вон из Брахмпура!

Госпожа Капур стала упрашивать его отменить отданный сгоряча приказ, но ее муж был неумолим. Ман смотрел на двух бегающих по потолку гекконов, а потом вдруг встал – уверенно и без