Шрифт:
Закладка:
– Нет, – ответила Тасним. – Я сама пришла. Мне кажется, ему нужна помощь.
– А он точно хорошо себя ведет?
Тасним закивала.
– Что ж, пусть напишет мне пару газелей и положит их на музыку, – помолчав, распорядилась Саида-бай. – Надо же дать ему какую-то работу. Временно, конечно. – Она нанесла на запястье каплю духов. – Писать-то он еще в состоянии?
– Да! – радостно воскликнула Тасним.
– Тогда так и поступим, – заключила Саида-бай.
На самом деле она уже соображала, где бы ей найти нового исполнителя на саранги. Не может же она поддерживать Исхака бесконечно – или до какого-то момента в необозримом будущем, когда его руки одумаются и начнут работать как положено.
– Спасибо, апа! – с улыбкой сказала Тасним.
– Не благодари, – резко ответила Саида-бай. – Вечно я пытаюсь решить все беды мира. Теперь придется подыскивать временную замену Исхаку-бхаю, пока тот не сможет играть на саранги, а тебе подавай нового учителя…
– О, нет-нет! – пролепетала Тасним. – Учитель мне не нужен.
– Не нужен? – Саида обернулась и заглянула в глаза девушке. – Тебе так нравилось учить арабский!
В комнату вновь влетела Биббо. Саида бросила на нее раздраженный взгляд и закричала:
– Да, да, Биббо, в чем дело?! Я велела тебе вернуться через пять минут!
– Но я уже узнала, что поспело в огороде, – деловито сообщила служанка.
– Ладно, ладно, – смилостивилась Саида-бай. – Что там есть, кроме окры? Карела уже пошла?
– Да, бегум-сахиба, и даже одна тыква есть!
– Ладно, тогда пусть приготовят кебабы, как обычно – шами-кебабы, – и любые овощи. Ах да, еще баранину с карелой.
Тасним слегка скривилась, и ее гримаска не ушла от внимания Саиды-бай.
– Если для тебя карела слишком горькая, можешь не есть! – с досадой сказала она. – Никто не заставляет. Я столько тружусь, все делаю ради твоего блага, а ты не ценишь. Ах да, – добавила она, поворачиваясь к Биббо, – на десерт я хочу фирни[260].
– Так у нас же сахара почти нет! По карточкам совсем немного выдали, – сказала Биббо.
– Значит, купите на черном рынке, – распорядилась Саида-бай. – Очень уж Билграми-сахиб любит фирни.
На этом она выпроводила Тасним и Биббо из спальни и продолжила наводить красоту.
Вечером она ждала в гости давнего друга, врача-терапевта. Он был лет на десять старше, очень образованный и воспитанный, а главное – неженатый. Все его предложения руки и сердца она отвергала. Хотя раньше он был ее клиентом, теперь они просто дружили. Никакой страсти к нему Саида-бай не испытывала, но он всегда приходил на ее зов и поддерживал в трудную минуту. Они не виделись уже месяца три, и поэтому Саида решила пригласить его в гости. Конечно, он снова позовет ее замуж: это немного поднимет ей настроение, а ему очередной отказ не причинит большой душевной боли.
Саида-бай окинула взглядом комнату и остановилась на иллюстрации в рамке: женщина смотрит сквозь арку на таинственный сад.
Должно быть, подумала она, Даг-сахиб уже добрался до места. Она не очень-то хотела его прогонять, но прогнала. А он не очень-то хотел уезжать, но уехал. Ничего, все это к лучшему.
Впрочем, Даг-сахиб вряд ли согласился бы с этим утверждением.
6.27
Исхак Хан поджидал устада Маджида Хана неподалеку от его дома. Когда тот вышел – с небольшой пустой сеткой для овощей в руках, – он осторожно, держась на приличном расстоянии, зашагал следом. Музыкант повернул в сторону Тарбуз-ка-Базара, миновал улицу, ведущую к мечети, и вышел на открытую рыночную площадь, где стал ходить по рядам, выбирая овощи и фрукты. Он порадовался, что помидоры еще продают по доступной цене, хотя сезон их близок к концу. Кроме того, яркие плоды так украшают рынок! Жаль только, что шпинат – его любимый овощ – почти отошел. Моркови, кочанной и цветной капусты тоже больше не увидишь до следующей зимы. Та морковь, что продавалась сейчас на рынке, была дряблая, дорогая и совсем не такая душистая, как в сезон.
Подобными мыслями был занят разум маэстро, когда за спиной раздался почтительный голос:
– Адаб арз, устад-сахиб.
Устад Маджид Хан обернулся и увидел Исхака. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы забыть о приятных домашних хлопотах и вспомнить оскорбления, которые ему пришлось выслушать в столовой. Его лицо тотчас помрачнело. Он ощупал несколько помидоров и спросил у торговца цену.
– У меня к вам просьба… – опять обратился к нему Исхак Хан.
– Неужели? – с нескрываемым презрением спросил великий музыкант. Он ведь даже пытался предложить этому молодому человеку помощь в каком-то пустячном деле, после чего и состоялась их перепалка.
– Еще я хотел принести извинения.
– О, прошу, не тратьте моего времени.
– Я шел за вами от самого дома. Мне нужна ваша помощь. Я нахожусь в затруднительном положении, мне нужна работа, чтобы прокормить младших братьев, но работы нет… С того дня меня ни разу не приглашали играть на «Всеиндийское радио».
Маэстро пожал плечами.
– Умоляю вас, устад-сахиб, думайте обо мне что угодно, но пощадите мою семью! Вы ведь знали моего отца и деда. Простите, если во имя их доброй памяти я допустил ошибку…
– «Если»?
– То есть допустил, конечно. Не знаю, что на меня нашло.
– Я ничего не имею против вашей семьи. Ступайте с миром.
– Устад-сахиб, с того дня у меня совсем нет заказов, а зятю ничего не говорят о переводе из Лакхнау. Сам же я не смею подойти к директору…
– А ко мне подошли. Следили за мной аж от самого дома!
– Я лишь хотел с вами поговорить. Прошу, войдите в мое положение… Помогите, как музыкант музыканту.
Маджид Хан поморщился.
– У меня разболелись руки, я ходил к врачу, но…
– Да, я слышал, – сухо произнес маэстро, не уточнив, где и от кого.
– Моя работодательница сказала, что больше не может меня содержать…
– Ваша работодательница, ха! – Великий певец развернулся и пошел прочь, но добавил напоследок: – Благодарите за это Бога. И уповайте на Его милость.
– Я уповаю на вашу, – обреченно сказал Исхак Хан.
– Да я ничего не говорил про вас директору радиостанции, зачем мне это? Недоразумение в столовой я готов списать на вашу придурь. Если вас не зовут на радио, я тут ни при чем. И вообще, как вы собираетесь работать, если у вас болят руки? Вы очень гордитесь тем, что подолгу репетируете. Так репетируйте меньше.
Тасним дала ему такой же совет. Исхак Хан сокрушенно кивнул. Надежда его покинула, а поскольку и от самолюбия ничего не осталось, он решил принести положенные извинения.
– Насчет нашей ссоры… – начал он. – Надеюсь, вы меня выслушаете. Я уже очень давно хотел