Шрифт:
Закладка:
Тахмину-бай вновь обуяло безудержное веселье, и Ман, неожиданно для себя, тоже захохотал.
Однако это был еще не все. Тахмина успокоилась и закончила:
– Услышав ее слова, поэт не растерялся и ответил таким двустишием:
Какие жалкие стишки Акбар способен сочинять,
когда перо в его руке, чернильница же высоко?!
Последовал очередной взрыв хохота и визга. Затем Тахмина-бай сказала Ману, что хочет ему кое-что показать, и увела его в соседнюю комнату, а раджкумар остался пить виски в одиночестве.
Через несколько минут она появилась вновь, а за ней шел взъерошенный Ман. На его лице читалось отвращение. Но Тахмина-бай мило надула губки и сказала раджкумару:
– Пойдем, тебе тоже кое-что покажу.
– Нет-нет, – ответил раджкумар. – Я уже… нет, я не в духе… пойдем отсюда, Ман.
Тахмина-бай оскорбилась и крикнула:
– Вы… вы оба… одинаковые! Зачем пришли-то?!
Раджкумар встал, обнял Мана и, шатаясь, побрел к двери. В коридоре они услышали, как она кричит им вслед:
– Хоть бирьяни съешьте, он будет готов через несколько минут!..
Не дождавшись ответа, Тахмина-бай весело заметила:
– Глядишь, от риса мужских сил прибавится. Никто из вас так и не порадовал меня стихами!
Она опять затряслась от смеха. Ее хохот было слышно даже на улице.
6.20
Хотя между ними ничего не произошло, Ману стало настолько совестно за свой проступок – надо же, пошел к какой-то низкопробной певичке! – что захотелось немедленно отправиться к любимой и на коленях просить у нее прощения. Раджкумар уговорил его вместо этого ехать домой. Он довез Мана до самых ворот и там покинул.
Госпожа Капур не спала. Увидев, что Ман пьян в стельку и еле держится на ногах, она, конечно, не обрадовалась, но ничего ему не сказала. Если бы отец увидел Мана в таком состоянии, его хватил бы удар.
Она довела Мана до спальни, где он тотчас повалился на кровать и заснул.
На следующий день, протрезвев и раскаявшись, он отправился к Саиде-бай. Та была искренне рада его видеть, и они прекрасно провели вечер. Саида-бай сказала, что следующие два дня она будет занята и ему не следует на это обижаться.
Ман, конечно, обиделся. Страдая от острейшей ревности и неутоленного влечения, он все гадал, чем же провинился перед Саидой-бай. Даже если бы они виделись каждый вечер, днем время все равно тянулось мучительно, по капле. А сейчас не только дни, но и ночи казались ему однообразной, бесконечно убегающей вдаль дорогой, черной и пустой.
Ман порой брал у Фироза уроки поло, но днем, а нередко и вечером его друг бывал занят юриспруденцией и прочими делами. В отличие от юного Очкастого Очковтирателя Баннерджи, Фироз не считал, что игра в поло или многочасовые поиски правильной трости – пустая трата времени; нет, то были достойные занятия, подобающие сыну знатного рода. Однако в сравнении с Маном он казался фанатиком своего дела.
Ман пытался последовать его примеру – заняться закупками или найти пару заказов для своей текстильной мануфактуры в Варанаси, – но дело это оказалось на редкость нудное. Пару раз он заезжал в гости к брату Прану и сестре Вине, однако их устроенный домашний быт казался немым упреком его образу жизни. Вина долго отчитывала его, вопрошая, какой пример он подает маленькому Бхаскару, а старая госпожа Тандон косилась на него с еще большим неодобрением и подозрением, чем прежде. Кедарнат, однако, погладил Мана по плечу, чтобы как-то скрасить холодный прием, оказанный юноше престарелой матерью.
Больше заняться Ману было нечем, и он стал частым гостем у раджкумара и компании: Тарбуз-ка-Базар он не посещал, но умудрился пропить и проиграть в карты большую часть денег, отложенных на развитие дела. В азартные игры – обычно флеш, но иногда и покер, который в последнее время пользовался безумной популярностью у нерадивых студентов Брахмпура, – играли как правило в общаге, изредка в частных домах, где устраивались нелегальные игорные заведения. Пили всегда скотч. Ман думал только о Саиде-бай и отказывался посещать даже прекрасную Рупвати. За это его поднимали на смех все новые приятели, утверждавшие, что без должной нагрузки он скоро полностью утратит мужскую силу.
Однажды Ман, одурев от любовной тоски, бросил компанию и пошел гулять по Набиганджу. Неожиданно он встретил свою бывшую пассию, которая была теперь замужней женщиной, но по-прежнему относилась к Ману с теплом и нежностью. Ману она тоже нравилась. Ее муж – со странным прозвищем Голубь – предложил вместе попить кофе в «Рыжем лисе». Раньше Ман охотно принял бы такое предложение, но сейчас он лишь скорбно отвел глаза в сторону и сказал, что у него другие дела.
– Что это случилось с твоим давним поклонником? – с улыбкой осведомился Голубь у жены.
– Не знаю, – озадаченно ответила та.
– Не мог же он тебя разлюбить!
– Мог… хотя вряд ли. Не припомню, чтобы Ман Капур кого-нибудь разлюбил по собственной воле.
На этом тема была исчерпана, и они вошли в кофейню «Рыжий лис».
6.21
Ман был не единственным, кто внушал подозрения старой госпоже Тандон. В последнее время приметливая старушка обратила внимание, что Вина перестала носить некоторые украшения. Те, что подарили ей родственники мужа, она надевала почти каждый день, а вот родительские подарки больше не носила. Об этом госпожа Тандон незамедлительно доложила сыну.
Кедарнат не придал значения ее словам.
Госпожа Тандон не унималась и однажды прямо попросила Вину надеть наваратну.
Вина залилась краской.
– Я на время дала ее Прийе, она хочет заказать ювелиру такую же. Увидела ее на свадьбе Прана и влюбилась!
Однако Вине стало так совестно за свою ложь, что очень скоро она во всем призналась. Кедарнат с удивлением обнаружил, что на содержание хозяйства уходит куда больше денег, чем он думал; человек непрактичный, рассеянный и редко бывающий дома, он просто ничего не замечал. Вина надеялась: если она станет просить меньше денег на домашние расходы, это немного снизит финансовое бремя, легшее на его плечи. И вот он узнал, что жена пытается сдать в ломбард или продать свои украшения.
Также он выяснил, что за учебу Бхаскара платит
