Шрифт:
Закладка:
– Нет, так больше нельзя, – сказал Кедарнат. – Твой отец и без того нам помог три года назад.
– Почему же нельзя? – вопросила Вина. – Нани Бхаскара вполне может платить за школу и учебники, что в этом плохого? Она же не на еду нам денег дает!
– Сегодня моя Вина не в духе, – с печальной улыбкой произнес Кедарнат.
Вина не сдавалась.
– Ты никогда ничего не рассказываешь! – вспылила она. – А потом забиваешься в угол и сидишь там, закрыв лицо руками! Что я должна думать?! Тебя вечно нет дома. Иногда я плачу ночами напролет; да лучше б ты пил, чем не ночевал дома!
– Ну-ка успокойся. Где сейчас твои украшения?
– У Прийи. Она сказала, что покажет их оценщику.
– Их еще не продали?
– Нет.
– Ступай и забери.
– Нет.
– Ступай и забери украшения, Вина! Разве можно продавать мамину наваратну?
– А проиграть в чаупар будущее сына – можно?
Кедарнат на несколько секунд закрыл глаза.
– Ты ничего не смыслишь в коммерции, – наконец сказал он.
– Я смыслю достаточно, чтобы знать: нельзя «быть в минусе» вечно!
– Минус – это всего лишь минус, а не конец света. В основе любого огромного состояния всегда лежат долги.
– Что ж, нам огромное состояние уже не светит, я точно знаю! – с жаром воскликнула Вина. – Здесь тебе не Лахор! Надо попытаться сохранить хотя бы то, что у нас уже есть.
Кедарнат, помолчав, сказал:
– Забери у Прийи украшения. Все будет хорошо, правда. Со дня на день Хареш сделает заказ на броги, и все наши проблемы будут решены.
Вина недоверчиво взглянула на мужа.
– Вечно так: хорошее произойдет «вот-вот», а плохое и ждать не надо – оно само происходит.
– Неправда. Бомбей наконец-то перевел деньги. Клянусь, это чистая правда! Я знаю, что не умею врать, – поэтому даже не пытаюсь. Говорю тебе, забери наваратну.
– Сперва покажи мне деньги!
Кедарнат захохотал. Вина разрыдалась.
– Где Бхаскар? – спросил он, когда жена немного успокоилась и замолчала.
– У доктора Дуррани.
– Хорошо. Надеюсь, он там пробудет еще пару часиков, а мы с тобой пока сыграем в чаупар.
Вина промокнула глаза носовым платком.
– На крыше слишком жарко. Твоя мать не одобрит, если ее драгоценный сын почернеет и обуглится.
– Тогда поиграем прямо здесь, – решительно сказал Кедарнат.
Позже Вина сходила к Прийе и забрала свою наваратну. Та еще не успела ее оценить: когда к ним в последний раз приходил сплетник-ювелир, ведьма не отходила от него ни на шаг, а в таких делах, рассудила Прийя, секретность важнее срочности.
Вина полюбовалась наваратной и с нежностью разглядела каждый камень.
В тот же вечер Кедарнат отнес ее своему тестю и попросил временно подержать украшение у себя.
– Это еще зачем? – удивился Махеш Капур. – Какое мне дело до ваших безделушек?
– Баоджи, это наваратна Вины, у вас она целее будет. Вина уже попыталась заложить ее в ломбард – боюсь, как бы ей снова благородство в голову не ударило.
– Пыталась заложить?!
– Заложить или продать, не знаю.
– Безумие какое-то! Что происходит? Неужто все мои дети повредились умом?
Услышав короткий пересказ истории с наваратной, Махеш Капур спросил:
– Как дела на работе? Забастовки ведь кончились.
– Не сказать, что дело процветает… но я пока не банкрот.
– Кедарнат, займись лучше моей фермой, а?
– Нет, но спасибо, баоджи. Мне пора домой. Наверное, рынок уже открылся. – Его вдруг посетила еще одна мысль. – И потом, баоджи, кто будет заниматься вашим избирательным округом, если я уеду из Мисри-Манди?
– Ты прав. Ладно. Хорошо. Тебе пора, да и у меня тоже дела: надо до утра с этими бумажками разобраться, – негостеприимно сказал Махеш Капур. – Всю ночь над ними просижу. Положи наваратну куда-нибудь.
– Что, прямо на папки, баоджи? – Другого свободного места на столе не было.
– А куда еще, мне на шею? Да-да, вон на ту розовую: «Распоряжения правительства штата по вопросам оценки земель». Не переживай ты так, Кедарнат, я сейчас кликну жену – она куда-нибудь припрячет твою ерундовину.
6.22
Той же ночью в доме раджкумара и его друзей Ман проиграл во флеш[256] больше двухсот рупий. Он всегда слишком долго держался за карты: скидывал их или просил вскрыть лишь в самый последний момент. Столь предсказуемый оптимизм был ему не на руку. Кроме того, любые эмоции сразу отражались на его лице, и партнеры по игре примерно представляли, насколько хороши или плохи его карты. Партию за партией он проигрывал по десять рупий, а когда ему наконец досталось трио из королей, выигрыш был мизерный – всего четыре рупии.
Чем больше он пил, тем больше проигрывал, и так по кругу.
Всякий раз, когда ему доставалась королева – или бегум, – он с тоской вспоминал бегум-сахибу, с которой теперь виделся все реже. Ман чувствовал: даже когда они вместе и оба искренне рады встрече, через некоторое время она начинает уставать от его любовного пыла.
Проигравшись в пух и прах, Ман забормотал, что ему пора домой.
– Заночуй здесь, если хочешь, – домой утром пойдешь, – предложил раджкумар.
– Нет-нет… – отмахнулся Ман и ушел.
Он добрел до дома Саиды-бай, по пути вспоминая стихи и что-то напевая себе под нос.
Было уже за полночь. Привратник увидел, в каком он состоянии, и отправил его восвояси. Ман тут же запел, надеясь достучаться до любимой:
В груди твоей не камень – сердце, но
пусть хоть на миг – поймет, как жить несчастным…
А моему лишь плакать суждено,
зачем его так мучаешь напрасно?
– Капур-сахиб, вы всех соседей перебудите, – спокойным тоном заметил привратник. Он уже забыл про недавнюю потасовку и не держал на Мана зла.
Вышла Биббо и принялась ласково его журить:
– Скорей идите домой, Даг-сахиб! Очень вас прошу! Здесь живут уважаемые люди. Бегум-сахиба спросила, кто это распелся среди ночи, и я ей ответила. Ох, как она гневалась! Мне кажется, вы ей по душе, Даг-сахиб, но сегодня она не желает вас видеть и просила передать, чтобы вы никогда не являлись к ней в таком состоянии. Вы уж простите меня за дерзость, но я лишь повторяю ее слова, как она велела.
– В груди твоей не камень… – пропел Ман в ответ.
– Ну все, сахиб, – спокойно сказал привратник, мягко, но решительно беря Мана под локоть и направляя его в нужную сторону.
– Вот… это вам… за доброту, – сказал Ман, залезая в карман курты. Он вывернул оба кармана наизнанку, но они оказались