– Оставьте меня, пустите, ради бога! Оставьте меня! – Она пыталась вырваться, истерически плача.

– Ну пожалуйста, Лаура, прошу тебя!

Борясь с ним, она вдруг почувствовала, что дрожит. Она чувствовала, что тело ее трепещет от близости его тела.

– О, как ты можешь, Джо! Как ты можешь так отвратительно относиться ко мне!..

– Лаура! – Он поцеловал ее.

– Нет, Джо, не хочу… – шепнула она беспомощно, но его губы снова помешали ей говорить. Все растворилось, исчезло из ее души. Осталось лишь ощущение его близости. Это была реакция. Жуткие месяцы в Собридже, одиночество, капризы Стэнли, мертвящая скука жизни с человеком-автоматом, похоронившим свой пол в яме, вырытой снарядом где-то во Франции… Лаура закрыла глаза. Дрожь пронизала ее тело. Джо не любит ее, он просто пользуется ею и готов всегда покинуть ее в трудную минуту… Но к чему думать об этом?.. Она почувствовала, что он поднял ее и несет в спальню.

Когда она вернулась домой в «Хиллтоп», было уже около десяти часов и в гостиной ее ожидала миссис Ратли, жена Джона Ратли.

– О дорогая моя, – сказала она, вставая и с горячим сочувствием беря Лауру за обе руки, – мне сказали, что вы вышли подышать свежим воздухом, но я просто не могла уйти, не дождавшись вас. Мне так больно за Стэнли, дорогая моя! Я не могла удержаться, чтобы не заехать к вам. У вас такой удрученный вид! Что же удивительного, я всегда говорила Джону, что вы со Стэнли – настоящая пара влюбленных голубков. Но не огорчайтесь, дорогая, он у вас скоро поправится.

Лаура неподвижно смотрела на старую даму, лицо ее вдруг дрогнуло кривой усмешкой.

XIX

В середине ноября 1917 года Марта узнала новость об Энни Мэйсер. Новость эту сообщила ей Ханна Брэйс в одно уже по-зимнему холодное утро. Ханна выразила сожаление, что с такой приличной девушкой, как Энни, приключилась беда. Ханна стояла на улице перед домом, в мужском кепи, под которое подобрала растрепанные пряди волос, сгорбленная, с посиневшим от холода носом, и на руке у нее висел коврик, который она собиралась вытряхнуть.

– Я чуть в обморок не упала, когда увидела Энни в таком положении, – рассказывала она.

Смятение, написанное на добром лице Ханны, ничуть не отразилось на лице Марты. Черты Марты остались непроницаемыми, и, не ожидая подробностей, о которых Ханне, видимо, очень хотелось посудачить, она вошла в свой домик и закрыла дверь. Несмотря на внешнее безучастие, ее душила мстительная радость. Она села у стола и, опершись подбородком на руку с выступающими суставами, задумалась о том, что ей сказала Ханна. Суровая усмешка тронула ее губы. Не говорила ли она всегда, что ничего хорошего нет в этой девушке, – и вот теперь это подтвердилось. Она, Марта Фенвик, оказалась права.

Конечно, Сэмми виноват. Когда Сэмми в последний раз приезжал в отпуск, он очень редко бывал дома. Он даже, к великому неудовольствию матери, целых два праздничных дня провел где-то вне дома. И вот результат. Да, Сэмми виноват, но это ничего не значит. По понятиям Марты, мужчину в таких случаях осуждать было нельзя. И Марта была довольна, – да, она с беспощадной прямотой призналась себе в этом, – довольна, что дело приняло такой оборот. Теперь Сэмми перестанет уважать Энни. Навсегда! Марта была убеждена, что мужчина никого так не презирает, как девушку, которая от него забеременела. К тому же Сэмми далеко, очень далеко отсюда. А когда он вернется, она, мать, уж сумеет забрать его в руки. Она его разлучит с Энни Мэйсер. Она знает, как это сделать, отлично знает.

Первым делом, конечно, надо было убедиться, что Ханна не ошиблась. И в то же утро, часов в одиннадцать, Марта надела пальто и медленно пошла по Каупен-стрит, прислушиваясь, не зазвенит ли колокольчик Энни. Мэйсерам в то время приходилось туго: Пэта забрали в армию, а старику Мэйсеру, который боялся мин и которого все больше одолевал ревматизм, приходилось довольствоваться ужением мерлана у берега. Энни помогала ему вбивать колышки, когда кончался прилив, сталкивать ранним утром лодку в воду, насаживать стальные крючки и выезжала вместе с отцом за мол, когда над серой водой занималась бледная заря. Потом, утром, когда город просыпался, Энни ходила по улицам Слискейла с рыбачьей корзинкой на плече и медным колокольчиком в руке, распродавая улов.

В это утро Марта услыхала звон колокольчика Энни в нижнем конце Каупен-стрит. Марту этот звук всегда раздражал, но сегодня, увидев Энни, она позабыла о колокольчике. Однако зоркого взгляда было достаточно, чтобы убедиться, что Ханна Брэйс права: Энни была «в таком положении».

Не спеша, с суровым видом, шагала Марта, пока не поравнялась с Энни, которая поставила свою корзину на мостовую, чтобы отпустить рыбы миссис Дэйл с Миддльригской фермы. Марта остановилась, наблюдая, как Энни доставала из корзины свежевыпотрошенную рыбу потрескавшимися, но чистыми руками и клала ее на протянутую покупательницей тарелку. Марта не могла не признать, что Энни опрятная девушка. Ее обветренное лицо было тщательно вымыто, синий фартук свежевыстиран и топорщился, как только что выутюженный, обнаженные до локтя руки и розовы и крепки, а глаза ясны, как будто их отшлифовал ветер. Вынужденная признать, что Энни чистоплотна, Марта ощутила еще большую горечь. Она стояла, поджав губы, и ждала, пока Энни рассчитается с миссис Дэйл.

Наконец Энни закрыла корзину и выпрямилась. Она увидела Марту, и лицо ее медленно, неуловимо просветлело. Лицо Энни никогда быстро не меняло выражения, оно дышало невозмутимым, почти тупым спокойствием. Но в эту минуту оно несомненно просияло. Энни подумала, что Марта хочет купить у нее рыбу, а эту честь Марта до сих пор ей ни разу не оказывала. И Энни робко улыбнулась.

– У меня сегодня хороший мерлан, миссис Фенвик, – сказала она.

Марта молчала, и Энни уже упрекала себя в излишней смелости, поэтому она прибавила:

– Он сегодня крупнее, чем всегда.

Марта ничего не отвечала, продолжая смотреть на Энни.

Энни все еще не понимала. Легким движением своего красивого тела она подняла корзину за черную кожаную ручку и показала Марте рыбу.

– Мы с отцом поймали ее сегодня в четыре часа утра, – сказала она. – Мерлан лучше всего ловится, когда над водой еще стоит туман. Вам не надо будет самой нести ее, я оставлю парочку на вашем крыльце, когда буду проходить мимо.

Для Энни это была длинная речь, поразительно длинная. И красноречие ее объяснялось тем, что Энни страшно хотелось угодить матери Сэма.

Марта не говорила ни слова. И, когда