Оставив острие в стене, она вернулась на место и, вручив обломок с эфесом Куни, заявила:

– Я предпочту сломаться, чем гнуться на службе лжи. Я устала позволять власти прогибать нас под себя, господин Гару. Я не буду твоим маршалом до тех пор, пока ты не обелишь мое имя. Придется тебе вести эту войну самому.

Император встал, принял сломанный меч и молча вышел.

* * *

Принцесса Тэра разыскала Дзоми Кидосу у ворот Пана. Молодая женщина ковыляла, опираясь на трость, и просила караванных погонщиков подвезти ее.

– Адвокат Кидосу! – окликнула принцесса, сидя верхом, и остановила коня рядом с ней.

– Я вот уже который год не ношу это звание, ваше высочество, – ответила Дзоми. – У меня теперь нет никаких титулов.

– Я узнала о случившемся от отца, – пояснила Тэра. – Ты отказалась от всех должностей и испросила разрешения вернуться домой. Ты в самом деле хочешь жить рабыней льуку?

– Значит, вам известно, что я никчемная личность, – вздохнула Дзоми. – Не оскверняйте свой взор зрелищем моей персоны. Я предала свою королеву в минуту слабости, спасая собственный секрет и в расчете обеспечить матери лучшую, как мне тогда казалось, долю. Если бы не моя ложь, премьер-министр Йелу не поддержал бы императрицу и маршал вела бы сейчас армию против льуку. Гин Мадзоти права: без прочного фундамента в виде чести все остальное – мираж. Поскольку принцесса Айя в безопасности, я очнулась от своего кошмара и теперь направляюсь домой, к маме.

– Что с твоей ногой?

– Мое приспособление нуждается в замене на новые, свежие ветви, которые можно добыть в теплице. Но поскольку я отказалась от всех незаслуженно нажитых богатств, то не могу этого себе позволить.

– Ты и в самом деле дура, – бросила Тэра возмущенно.

– Прошу прощения? – вскинулась Дзоми, раскрасневшись от обиды.

– У тебя есть простая нужда и средства ее удовлетворить, однако ты предпочитаешь упиваться своими страданиями, полагая, что они каким-то образом облагораживают тебя.

– Что вы знаете о…

– О, не мне судить о том, через что тебе довелось пройти, но я распознаю́ симптомы твоей хвори. Однажды ты укорила меня, что я плачусь на судьбу, тогда как располагаю преимуществами, каких не имеют другие. Ты, помнится, сказала тогда, что если я не живу той жизнью, какую для себя хочу, то лишь потому, что даже и не пыталась быть собой. Сегодня я бросаю то же самое обвинение тебе в лицо.

– Я не в настроении…

– Да, ты наделала ошибок. Ну и что? Разве ты не была ученицей величайшего стратега Дара? Разве не впечатлила всех повелителей империи смелой и меткой критикой слишком поверхностного подхода моего отца к отбору достойных чиновников? Разве ты не помогала королеве Гин управлять государством и не достигла значительно большего, чем другие в твоем возрасте? И вот теперь ты норовишь улизнуть, словно побитый щенок, вместо того чтобы задействовать весь твой талант и все силы для помощи своей госпоже – и самой себе – в момент испытания? Неужели ты больше не поможешь тем, кого любишь, оставшись при дворе и неся позор своего бесчестья? Следующий год – год Орхидеи, год твоего рождения! Не забыла ли ты, что именно этот скромнейший представитель Ста цветов напомнил Фитовэо о долге мужественно сопротивляться и сражаться против вечной тьмы, которая олицетворяет сомнения в себе?

Дзоми подняла глаза на принцессу и в первый раз поняла, что робкая, не слишком уверенная девочка, которую она помнила, бесследно исчезла. В Тэре появилось нечто такое, что Дзоми могла охарактеризовать только словом «царственное».

Она кивнула и протянула руку, чтобы принцесса помогла ей усесться на лошадь позади себя.

* * *

Дзоми пришла в апартаменты, где держали Гин. Хотя Дзоми не занимала больше никакого официального положения при дворе, она предъявила охране письмо, написанное Тэрой и скрепленное личной печатью принцессы, и ее пропустили.

Преклонив колени перед входом в гостиную Гин, молодая женщина стала ждать. Дневной свет отбрасывал тень на шелковый экран сдвижной двери. Разговор в комнате между Гин и Айей стих, но спустя минуту возобновился.

Никто не подошел к двери.

День сменился ночью. Стражники спросили, не хочет ли Дзоми есть и пить. Она покачала головой.

Пока на небе проступали звезды, Дзоми размышляла о своей жизни. Она думала о тех, кто верил в нее и кого она подвела: о матери, Луане, Тэре, Гин. Думала о силе духа и о том, что подчас его сложно отличить от гордыни и себялюбия. Вспоминала изречения моралистов, которых она высмеивала, не подозревая, что те говорят правду. И плакала от горчайшего стыда.

Солнце снова взошло, и как раз, когда Дзоми решила уже встать и уйти из покоев маршала навсегда, дверь открылась.

– Заходи и выпей чаю, – произнесла Гин тоном ласковым, как утренний ветерок.

– Мужчины и женщины должны умирать за тех, кто признает их талант, – сказала Дзоми. – Я очень раскаиваюсь.

Она чувствовала себя как девчонка, впервые полетевшая на воздушном шаре с Луаном Цзиа много лет назад. И не могла найти подходящие слова.

– Я очень раскаиваюсь, – повторила Дзоми.

– Знаю, – ответила Гин. – Но прошлое – это прошлое, и все, что мы можем сделать, это извлечь урок из своих ошибок. Ты предала меня, поскольку верила, что у тебя нет другого выбора. Но как ты узнала, бывают мгновения, когда мы видим нашу душу и можем сделать ее более величественной.

Дзоми расплакалась:

– Я разочаровала вас. Мне стыдно сильнее, чем можно выразить всеми словами мира.

– Тебе довелось пережить слишком много успехов в слишком юном возрасте, – заметила Гин. – Но унижение тоже бывает хорошим учителем. Как-то раз я проползла между ног у одного мерзавца и думала, что никогда уже больше не посмею поднять головы. Однако этот случай научил меня необходимости играть вдолгую. У тебя есть талант, Дзоми Кидосу, но ты должна научиться управлять этим талантом с мудростью, а мудрость можно почерпнуть только из неудач.

– Прошу вас, накажите меня, – взмолилась девушка.

– Ты и так уже достаточно наказана, – возразила Гин. – Ради этого я и оставила тебя ждать здесь в одиночестве, дабы ты пробыла наедине с собой всю ночь. Ибо нет критиков более суровых, чем мы сами. – Она наклонилась и помогла Дзоми встать. – Что тебе требуется теперь, так это прощение и решимость вновь идти в бой вопреки сомнениям.

«Императору Дара

Угрозы императора Рагина предпринять вторжение изрядно удивили нас. Уж