винтовкой. Он снова отсеял тех, кто не сумел продемонстрировать ему способностей к этому делу, и в результате у него осталось восемь человек, которые уже могли бы попасть в слона с расстояния в пятьдесят шагов. С этой группой он приступил к третьему, и последнему, этапу обучения.

Когда-то давно, много воды с тех пор уже утекло, Мохаммед был рекрутирован немцами в армию и служил в одном из подразделений аскари. И даже был награжден медалью за подавление восстания в Салито в 1904 году, а также повышен в звании: ему присвоили сержанта и назначили смотрителем офицерской столовой. И вот однажды в Мбею, где в это время служил Мохаммед, прислали финансового контролера, и тот обнаружил серьезную недостачу в количестве двадцати дюжин бутылок шнапса, а также усмотрел не менее серьезную прореху в кассе столовой в размере более чем тысячи рейхсмарок. За это дело кое-кому грозила виселица, и Мохаммед без долгих проволочек дезертировал из императорской армии и за несколько форсированных переходов добрался до португальской границы. Оказавшись на сопредельной территории, он познакомился с Флинном, предложил ему свои услуги и получил у него работу. Однако службы своей он не забыл и вполне авторитетно разбирался во всем, что касается германской армии, особенно в области обучения личного состава военному делу, а кроме того, неплохо владел немецким языком.

Рекруты были переданы в его подчинение, поскольку у Флинна созрел один хитроумный план, для осуществления которого он намеревался выдать их за отряд германских аскари. Много дней после этого лагерь в Лалапанци сотрясался от тевтонских криков Мохаммеда, командирским голосом отдававшего приказы на немецком языке, строевым шагом печатая по лужайкам имения во главе своего отряда почти голых солдат в своей набекрень нахлобученной на седую голову феске.

А у Флинна появилось свободное время для дальнейших приготовлений к реализации плана. Сидя на веранде своего бунгало, он уже не один день потел над своей корреспонденцией. В первую очередь он сочинил письмо следующего содержания:

Его превосходительству губернатору,

главе германской администрации Восточной Африки,

Дар-эс-Салам

Сэр,

настоящим прилагаю ниже список понесенных мною убытков:

– одномачтовое каботажное судно в количестве одного, рыночной стоимостью 1500 фунтов стерлингов;

– винтовки в количестве десяти штук, рыночной стоимостью 200 фунтов стерлингов;

– различное продовольствие и припасы (список был бы слишком велик) и так далее, общей стоимостью 100 фунтов стерлингов;

– нанесенные ранения, испытанные страдания и прочие неприятности (по приблизительной оценке) 200 фунтов стерлингов.

Итого: 2000 фунтов стерлингов.

Это требование является результатом потопления вышеупомянутого каботажного судна недалеко от устья реки Руфиджи 10 июля 1912 года, что явилось актом пиратства со стороны вашего вооруженного пушками корабля «Блюхер».

Я был бы Вам признателен, если Вы заплатите золотом не позднее 25 сентября 1912 года, в противном случае я приму необходимые шаги, чтобы изъять компенсацию лично.

Искренне Ваш,

Флинн Патрик O’Флинн, эсквайр,

гражданин Соединенных Штатов Америки

После долгих и тяжелых размышлений Флинн все-таки решил не включать в список стоимость слоновой кости, поскольку и сам не был вполне уверен в его законности. Нет уж, лучше о ней и вовсе не упоминать.

Еще он раздумывал, не стоит ли ему подписаться так: «Полномочный представитель Соединенных Штатов Америки в Африке», но потом отбросил эту мысль на том основании, что губернатор Шее прекрасно знает, что Флинн таковым не является. Хотя напомнить немцу о своей национальности стоит, в этом вреда не будет, зато заставит старого прощелыгу задуматься, прежде чем без долгих слов вешать Флинна, если тот попадет к нему в лапы.

Флинна вполне удовлетворяла мысль, что единственной реакцией на эти требования будет лишь то, что у губернатора Шее подскочит давление. Поэтому продолжал готовиться, чтобы выполнить свое обещание изъять должок «лично».

Флинн использовал это словцо с легким сердцем – он уже давно наметил себе в специалисты по взысканию долгов Себастьяна Олдсмита. Оставалось только как следует приодеть его для такого случая. И вот, вооружившись портновским сантиметром из рабочей корзинки Розы, Флинн явился с визитом к постели болящего. В эти дни посещать Себастьяна было все равно что договариваться об аудиенции с папой римским. Себастьян уже много дней находился под надежной материнской защитой Розы O’Флинн.

Флинн робко постучал в дверь комнаты для гостей, досчитал до пяти и вошел.

– Тебе что-нибудь нужно? – ласково проговорила Роза, сидя на кровати в ногах Себастьяна.

– Добрый день, добрый день, – несколько смущаясь, промямлил Флинн. – Добрый день, – зачем-то добавил он.

– Ну что, ищешь себе собутыльника? – не удержавшись, съязвила Роза.

– Побойся Бога, нет, конечно! – воскликнул Флинн, искренне напуганный столь несправедливым обвинением.

Дело в том, что Роза не раз совершала набеги на тайные запасы Флинна, и количество джина у него в последнее время серьезно поубавилось, как и желания с кем бы то ни было делиться им.

– Я просто хотел узнать, как у нашего гостя дела, – продолжил Флинн и перевел внимание на Себастьяна. – Ну как себя чувствуешь, старина Бэсси… а, мальчик мой?

– Спасибо, уже гораздо лучше, – ответил Себастьян.

И действительно, лицо у него было оживленное и даже веселое. Свежевыбритый, наряженный в одну из самых лучших ночных рубашек Флинна, он возлежал на чистейших простынях, как древнеримский император во время пиршества. Возле кровати стоял низенький столик, а на нем ваза с букетом красного жасмина, по всей комнате были расставлены и другие цветочные подношения – все эти цветы, кстати, срезала и расположила своими ручками лично Роза O’Флинн.

Кроме того, Роза и ее нянька так усердно пичкали больного разными вкусностями, что он заметно прибавил в весе, и болезненные желтоватые пятна на его щеках сменились розовым румянцем. Флинну даже стало немного досадно смотреть, как балуют Себастьяна, носятся с ним, как с племенным жеребцом на конюшне, в то время как самого Флинна едва терпят, – и это в его собственном доме!

Аналогия, вполне естественно возникшая в голове Флинна, породила дальнейшую цепочку мыслей, и ему стало совсем не по себе. Жеребец! Флинн внимательно поглядел на дочку и обратил внимание, что платье на ней белое, с прозрачными рукавами, когда-то принадлежавшее ее матери, – этот наряд Роза обычно прятала подальше и берегла, надевала его за всю свою жизнь, возможно, всего раза два, не больше. И боже же ж ты мой, ножки-то, ножки… она же всегда ходила по дому босиком, а теперь? Щеголяет в покупных лакированных туфельках! А в черных ее, лоснящихся волосах цветок бугенвиллеи! А на кончике длинной косы, обычно небрежно повязанной кожаным ремешком, красуется шелковая ленточка! Однако! Флинн O’Флинн никогда не