Шрифт:
Закладка:
Распахнув окно, я уткнулась в свою Каселуду, бережно перелистывая страницы и вспоминая лазурчик, который некогда хранился меж них. Что, интересно, с ним стало? Несомненно, затерялся где-нибудь в доме Норы. Представить, что родители сочли его самым обыкновенным засохшим цветком и выбросили, было невыносимо.
Когда я уже было потянулась задуть свечу на прикроватном столике, вспышка молнии выхватила из тьмы замершую на подоконнике фигуру.
Я взвизгнула. Внутри все захолонуло, от животного ужаса руки и ноги затряслись.
Человек? Непохоже. А кто тогда?
Мозг отчаянно силился вырисовать силуэт незваного гостя, глаза шарили по всем предметам и контурам вокруг существа, чтобы его очертить. В конце концов долгое зарево от молнии позволило рассмотреть незваного гостя.
Необычайное создание на подоконнике было босым и невообразимого роста, почти что с Эрефиэля. Руки – длинные и тощие, белые волосы ниспадают плетеными серебряными нитями. Я посмотрела на лицо – с него меня буравили взглядом две молочные жемчужины.
Создание спустилось с подоконника и достало плоский круглый предмет, поверхность которого переливалась разными цветами. Вблизи меня он стал нежно-голубого цвета.
– Да… Далила.
Вопрос или утверждение? Не ясно.
– Далила… Это ты?
Голос существа был не злой и не добрый, не мужской и не женский. Он рождал в уме образ матового окатыша на дне реки.
– Ты Далила? – повторил гость.
– Да! – выпалила я и, опрокинувшись с кровати, отползла в угол.
Его взгляд был необычен. Чувствовалось, как глаза без зрачков сосредоточены исключительно на мне, рассматривают все черты и мелочи.
– Вы… вы кто?! – протараторила я.
– Иеварус.
Будто это о чем-то говорит!
Существо приближалось, глядя на меня, как ребенок на невиданное диво.
– Вы… тот самый убийца?
Оно наклонило голову набок.
– Убийца?
Недоумение его отдавало чем-то поистине детским, простодушным. Не источал гость кровожадной пламенности, которой была напитана та чудовищная панорама парящих трупов. Так он или не он убивает – вот вопрос?
– Что ты за создание? – спросила я.
– Меня называют Семенем.
Удар молнии подкрепил его фразу финальным аккордом.
Сильнее меня бы ошеломило, лишь если бы этот Иеварус представился самим Верховным Владыкой.
Напротив меня стоял обитатель утеса Морниар, частичка непостижимой божественной юдоли. Тут же вспомнился сегодняшний слух о том, что Белый Ястреб со свитой прибыли в Клерию.
Долговязый Иеварус приблизился ко мне и опустился на корточки, протянул длинную руку к щеке. Я вздрогнула: до меня дотронулось Семя! Не богохульно ли соприкасаться с тем, кому поклоняешься?
– Тебя привез Белый Ястреб?
– Меня никто не привез.
Я бросила взгляд ему за спину. Гроза в окне так разбушевалась, что полностью заглушала наши голоса.
Поднявшись, я протиснулась мимо сидящего Иеваруса и закрыла ставни заодно со шторами. Под ноги успела натечь лужа, от которой к месту, где он сидел, тянулась цепочка мокрых следов. До чего же удивительная и невероятная встреча, думала я, прикусив губу.
– Никуда не уходи.
Возвратилась я мигом и обнаружила, что Семя восприняло мою фразу чересчур буквально: Иеварус полностью окаменел на месте, с живым интересом следя за мной одними глазами. Я собрала волю в кулак и подошла обтереть его полотенцем.
– Вот, а то еще жар поднимется.
– Жар? – озадаченно переспросило Семя. – Не понимаю.
– Можешь заболеть. Или у тебя не бывает болезней?
– А куда жар поднимется? – Иеварус с недоумением посмотрел вверх.
Я про себя улыбнулась. До чего трогательным в своей невинности было это священное создание. Внезапно он поднялся и уткнул пальцы в мои уголки губ, растягивая улыбку еще шире.
– Ты улыбнулась?
Не сразу дошло, к чему он клонит.
– Твои слова меня позабавили. – Я бережно взяла Семя за руки и опустила их.
Иеварус был столь велик, что чуть не упирался в крышу, а я едва достигала его груди. Нет, он точно выше Эрефиэля.
Создание вновь показало медальон.
– Ты сострадание?
О чем это он?
Круглый плоский предмет, обрамленный золотым узором, занимал всю его ладонь, а внутри вздымались клубы чего-то разноцветного. Неужто Хаара?
– Сострадание? Почему я сострадание?
И тогда Иеварус пересказал уже знакомое мне предание об Игуре и его разделенной личности.
– Поведай мне о сердце и сострадании.
Мы всю ночь проговорили о бесконечно сложном мире смертных, и при этом я не затронула и десятой доли того, как он устроен. Для меня же самой загадкой был непостижимый мир, откуда пришел он. В голове никак не укладывалось, что простой смертной довелось сойтись с божьим отпрыском, но это не мешало почему-то умиляться его наивности.
Я спросила, каков он, утес Морниар, но Иеварус не понял вопроса.
Обтирая его полотенцем, я заметила, как растяжима и упруга его кожа. Необычными оказались и волосы. Я провела пальцами по безупречно ровным прядям, что ниспадали и колыхались, точно ивовые ветви, приминая друг друга. Жесткие и в то же время гибкие, они были ощутимо тяжелы и блестели в тусклом мерцании свечи.
Палец вдруг кольнуло, и я тут же невольно отдернула руку – порез был едва заметен и даже не кровил, но пощипывал.
– Тебе больно? – спросило Семя. – Из-за меня?
Хмуро улыбнувшись, я помотала головой.
– Ничуть.
Тут он встрепенулся и вновь тронул уголки моих губ.
– Перестань, – захихикала я.
– Почему?
Нет, право, какое милое создание.
– Хочешь познать, что такое чувства? – Я убрала его руки от себя.
Семя кивнуло.
– Кто тебя прислал?
– Повелитель.
Быстро стало понятно, что расспрашивать его о Владыках не имеет никакого смысла, не говоря уже о том, что это заведомо грешно.
– Повелитель сказал, ты поможешь мне отыскать другие частицы.
Я задумалась. Кандидат для Воли пришел на ум моментально.
– Возможно, кое-кто нас с этим выручит.
Глава шестьдесят четвертая
Эрефиэль
В ратном деле Рассветная Хейру не знала равных. Восемь чакрамов было у шестирукой воительницы, восемь колец, коими разила она врагов, пускаясь на поле брани в танец. Молвят, стоило ей зачать его, заходилась пляскою с нею сама кровь павших.
– Из Каселуды
Тем же днем, когда к отцу вернулось самообладание, мы направились к матери. Она ожидала в зале для аудиенций, восседая подле отцовского трона из перевитого дерева, придающего ему сказочный и неземной вид.
Долгие годы жизни то среди людей, то на утесе Морниар словно бы раскололи его надвое, обнажая такую сокровенную слабость, какой он в жизни не показал бы по своей воле.
В очередной раз мне было предложено сесть с ними,
