и я в очередной раз отказался, не имея ни малейшего желания ввязываться в политику. Мать в привычной холодной манере пристыдила меня, а вот отец воздержался от осуждения.

Когда наплыв гостей с дарами наконец-то иссяк, отец удалился в свои покои вместе с матерью. Для чего – можно только догадываться, хотя что-то подсказывало, он точно так же посвятил ее в цель приезда: Семя находится где-то в Минитрии. Его нужно отыскать.

Я воспользовался шансом устроить выходной и передал поручения заместителю, а сам почти весь день провел в глубоких размышлениях. Спустя несколько часов я направился в отцовские покои.

Он лежал в кровати один, без матери, в новом простом наряде и босиком, уставив глаза на полотно балдахина.

– Можно? – постучал я, прерывая его раздумья.

– Да, сын, входи, – ответил он ровным тенором и сел на кровати.

Судя по отрешенному виду, его по-прежнему терзали тяжкие думы.

– Как самочувствие?

– Как будто я впервые за десять лет очнулся от дурмана. Все кругом такое… спокойное. По привычке кажется, что стены вот-вот разойдутся, зашевелятся или еще как-нибудь оживут.

Речи того, кто доведен до крайности. У отца на душе по-прежнему лежал нелегкий груз.

– Теперь я со страхом жду своего визита на утес, – признал я.

Отец бросил на меня озабоченный взгляд. Этого вопроса мы прежде не касались.

– А ты хочешь туда?

Я пожал плечами и подошел к столику в углу налить стакан воды.

– Не отказался бы. Служить лично Верховному Владыке, верно, удивительный опыт. А уж находиться при нем не одну тысячу лет…

И вправду, а как это? Верховный Владыка… Отец так давно его знает, а я ни разу о нем не спрашивал.

– Каков он вообще?

– Эрефиэль! – оторопел он от такой прямоты. – Ты же знаешь, нельзя о таком спрашивать!

Я посмеялся.

– Мы в родных четырех стенах. Кого бояться? – непринужденно усмехнулся я. Это слегка утишило его опасения.

Отец стал тщательно взвешивать ответ и вдруг нахмурился.

– Я… не знаю, как его описать.

– Как это?

– Верховный Владыка… ни на кого и ни на что не похож. Он по большей части вообще невыразим. Неудивительно, что на Хакене это сказалось. Годами пребывать подле такой сущности губительно для рассудка. Его контуры… они расплываются перед глазами, перетекают друг в друга и растягиваются, будто смотришь сквозь прореху в полотне мироздания. Облик извивается как будто сам по своей воле. Лишь одно позволило мне выжить и не обезуметь окончательно – сон. Я покорился непостижимой сути властелина и просто оцепенело выполнял его распоряжения. А глаза…

Отец умолк, как бы рисуя их перед собой и вспоминая ощущения.

– Один исполнен светом солнца. Столь ярким, что больно смотреть. Он лучится чистейшей силой. Но стоит Владыке сменить его на лунное око… я едва вижу его, едва замечаю. Облик становится зыбким, непостоянным, как его твердыня.

Чувствовалось, что его опять понемногу растравляет тревога, так что я решил переменить тему.

– Быть может, обратно поедем вместе?

Он взглянул так, будто вообще позабыл обо мне.

– Нет, сын. Пока что нельзя. Все равно не мне это решать.

– А как заслужить право? Здесь я только и могу, что сражаться с акарами. – Я не сумел скрыть грустных ноток в голосе.

Он накрыл мою руку своей.

– Не торопись ты на утес. Правда, не стоит.

– Дело не в утесе. – Я вздохнул. Отец явно не улавливал сути. Его золотые глаза не отрывались от меня. – Просто… Ладно, забыли. Надеюсь, ты с нами немного побудешь. Давай поупражняемся, как раньше? Или еще как-нибудь проведем время. Лишь бы вдвоем.

– Было бы здорово, – ответил он, ничего не обещая.

* * *

Заночевал я для разнообразия во дворце. С юности мои покои не изменились, разве что здесь прибавилось мебели и кровать была новой, под мой огромный рост. Наутро ломать голову, чем бы себя занять, не пришлось: мне доставили письмо от Далилы.

Она просила как можно скорее явиться в дом, где ухаживала за Норой, и от этого меня волнами начал захлестывать страх.

Я хотел пойти пешком, но мать настояла на карете. Совсем скоро я уже стоял перед дверью Далилы и стучался.

Неужели что-то с Норой? Из-за этого и спешка? Почему тогда не доложить сначала в церковь? Быть может, мать Винри по-прежнему мнит, что безнадежная калека не стоит затраченных сил и времени?

Вскоре Далила открыла дверь.

– Здравствуйте, Эрефиэль. – Она озабоченно нахмурилась. – Вы какой-то взвинченный.

Я вскинул перед ней смятое письмо.

– Сама просила как можно быстрее.

– Ну да, просила. – Она все равно была в недоумении.

– Норе хуже? А ты как?

Сообразив, что меня напугало, она виновато заломила руки.

– Ах, простите! С Норой все по-прежнему. Входите скорее.

Я переступил порог, и Далила закрыла за мной. Держалась она взволнованно.

– Ну что, объяснишь, из-за чего такая спешка?

Далила собралась с духом.

– Только сначала пообещайте держать себя в руках.

Я кивнул, гадая, с чем же столкнусь. Далила повела меня наверх. На лестнице пришлось нагнуться, чтобы не удариться макушкой в потолок.

– Где Нора?

– Внизу.

– Может, сначала к ней?

– Перед вашим приходом я как раз о ней позаботилась. Она подождет.

– Нет, я все-таки не понимаю, что… – Остаток фразы застрял в горле.

При виде необыкновенного создания в комнате за дверью я дернулся рукой к бедру – и только тогда вспомнил, что не взял оружия.

Я все равно боевито двинулся на существо.

– Стойте! Не нужно!

– Кто это такой? – спросил я.

– Дитя Верховного Владыки. Одиннадцатое Семя.

На этих словах я отпрянул.

– Что?!

– Его зовут Иеварус.

Я нагнулся к ней и взволнованно зашептал:

– Что здесь делает Семя?! Мой отец явился его разыскать!

– Я догадалась, – вполголоса ответила она. – Не тревожьтесь, Иеварус здесь не просто так.

Мы повернулись к нему. Семя сидело с перекрещенными ногами у стены, неотрывно рассматривая нас молочными глазами. Оно первым нарушило молчание.

– Ты моя воля? – простодушно спросил Иеварус.

* * *

Далила поведала предание об Игуре, которое я прежде не слышал. Мозаика быстро начала складываться. Чтобы сразить тлетворное Зло и расширить сжимающееся кольцо Хаара, Иеварусу требуется постичь человеческие чувства.

Семя я представлял совсем иначе. Воображение рисовало сущность, окруженную аурой таинственной силы и рока, а на деле Иеварус напоминал растерянного трехлетку – всем, кроме роста.

Он постоянно отвлекался на всякие мелочи, бродил по комнате и тыкал пальцем в самые обыденные вещи. Взялся за подсвечник, порылся в шкафу.

– Это не наша забота, – противился я, поглядывая на Иеваруса. – Отцу приказано вернуть его на утес. От нас ничего не зависит.

– Как?! – Ей