- Нам на спуск, - подсказал Мариус. - Но прежде перекур.

Дважды щёлкнула зажигалка, закраснели табачные угольки.

- А я ведь сразу догадался, что Дронариум - просто перевалочный пункт, - проговорил Антон. - Плиты, клумбы, банковский антураж. Но чтобы он оказался рукотворной базой для выкачивания душ... Вы там в своём будущем вообще поохреневали.

- Мы?.. Попридержи обвинения, братец. Ты виноват в случившемся не меньше.

- С какого это перепугу я у вас там в чём-то виноват? - возмутился Бойченко, покусывая фильтр. - Ты видел, как я живу. Я и на свою-то жизнь с трудом повлиять могу. И вообще... - он сделал глубокую тягу. - Может, я и похож на скептичного нытика, но я не полный кретин. Годы, когда я верил в безвозмездное добро от незнакомцев, уже давно позади. Ты задумал скинуть меня в ту колбу, да? Высосать из меня хвалёную энергию, за которой вы все так неистово гоняетесь?

Давид прыснул со смеху:

- Ха-ха, нет. Сжигать тебя я не собираюсь. Однозначно.

- Звучит приятно, да только я не привык доверять головорезам, да ещё и с предательскими наклонностями. Кимико сказала, что теперь я практически бессмертен и могу делать только то, что посчитаю нужным. Поэтому давай так: или ты поведаешь мне, что к чему, и убедишь, что не собираешься растопить мною ту стеклянную печь... или я и с места не сдвинусь.

Вздох Мариуса прозвучал так, словно тот понимал, что рано или поздно это произойдёт; вздох безнадёги и в то же время облегчения.

- Прикончив тебя, я сию же секунду угроблю всех нас. Помнишь мою фразу? Ту, что про внутренний мир. В ней вся что ни на есть суть происходящего, амиго. Ни дать, ни взять: твоя голова всему голова.

Дым попал не в то горло, и Бойченко поморщился:

- Хочешь сказать, я лежу в «Посошке» с простреленным котелком, а всё это - моё предсмертное видение?

- Нет, я не это имел в виду, - отмахнулся Давид. - Всё это реально. И ты реален, и мир твой реален, и я реален, и Кими, и Фрост со своими дьявольскими приспешниками. Даже «Союз» и Реверс реальны. Просто... мы все напрямую с тобою связаны. Мы все как одно уравнение. То, что находится до знака равенства - наш мир, а та единственная переменная после равенства - это ты. Здесь логичнее было бы отвлечься на небольшую прелюдию. Например, на тот день, когда Фальстрём предложил мне один интригующий, как он выразился, заказ. Вот тогда-то я и познакомился с его бандой приближённых... Тебе, случаем, не приходилось встречать пятёрку чудаковатых персонажей?

- Хм, один разок что-то такое проскакивало. Да только где?.. А, точно, во сне! После того, как ты передал мне книгу.

Мариус глубокомысленно пригладил бороду:

- И что же тебе снилось?

- Полёт над чем-то белым. То ли пустыня, то ли арктика. Пятёрка чёрных силуэтов водила вокруг гейзера хоровод. Потом потянула ко мне руки, и я проснулся. Кто они?

Прежде чем ответить, Давид с недовольным видом посмотрел на триптих:

- Компашка кое-чьих внутренних демонов, провались они в пекло.

* * *

Погода стояла тёплая, летний ветерок колыхал пальмы - запрятанная в джунглях деревушка освещалась лишь окнами фавел да фарами мчащих по шоссе фур. Лежащий на крыше проржавевшего пикапа мальчонка разглядывал звёзды. Мимо него протопала женщина с тазом, доверху наполненным мокрым бельём. Проводив её хитрым взглядом, мальчик снова уставился в небо. В ближайшем из домиков играла скрипка, добавляя ночному пейзажу некой умиротворённости. Где-то неподалёку залаяла собака: видимо, учуяла очередную вороватую макаку. На повороте показался силуэт мужчины: тельняха, резиновые тапки, спортивки. Тот петлял и покачивался, точно пьяный. В левой руке его поблескивала бутылка виски. Уокер, Блек Лейбл. Завалившись в кузов пикапа, мужчина сделал несколько глубоких глотков.

- Па, а сколько на небе звёзд? - полюбопытствовал мальчик.

Мужчина достал из кармана пачку сигарет; только с пятого раза чиркнув спичкой, он прикурил.

- Не знаю, Дэви... Думаю, очень-преочень много.

Мальчонка задумчиво гнул пальцы:

- А что там в космосе кроме звёзд, па?

- Там?.. Там звёзды и пустота... ик!.. куда более страшная пустота, нежели здесь... Быть может, несколько космонавтов на орбите чинят станцию... ик!.. Ну и вереницы спутников, куда ж без них... а дальше - ничего... пустое пространство, Дэви.

В бездонной синеве что-то промелькнуло. Взметнув руку, мальчик указал дрожащим пальцем в зенит:

- Смотри, там звезда полетела!

Отец молчал. Перевернувшись на живот, Давид потрогал его за плечо – отец лежал бездвижно, как и много раз до этого, когда напивался. Только теперь его широко распахнутые карие глаза терялись в мириадах светил.

- Па?.. Папа, слышишь? – в голосе мальчонки зазвучал страх. Запрыгнув в кузов, Давид принялся трясти отца за ворот тельняшки. Но тот не двигался. Давид прислонил к его губам крохотную ладошку: дыхания нет.

- Па-а-апа! - вскричал мальчик отцу в лицо. - Па-а-апа, очнись!

К ладошке что-то прикоснулось. Мальчик отпрянул: из рта отца выползали чёрные пальцы. Два, три, пять - они вились подобно червям. Рот отца распахнулся ещё шире, разорвав щеки, и из него вылезла длинная чёрная рука. Вся в рубцах, поросших мохнатой плесенью, она ухватила мальчонку за горло и принялась его душить.

Давид вздрогнул и проснулся; он лежал в ванне, в уже давно остывшей воде. На левой руке до сих пор болтался резиновый жгут, а из надетого на лоб визера высвечивались «Вести»: ведущая белорусских новостей объясняла, чем чревата для граждан эмиграция в Пангею. На стоящем у ванны табурете лежал шприц и зиплок с остатками розовых кристаллов. «До чего же отстойный приход от этого дерьма» - подумал Мариус, закидывая визер в раковину. Стук пластика о фарфор прошёлся дрожью по каждому нерву. Голову пронзила тупая боль. Давид не выходил из дому вот уже пятый день - однокомнатная квартирка, арендованная у Ильи Петровича, восьмидесятилетнего ветерана специальной операции в Украине, мало того что