в море поселившихся в Финляндии «шведских колонистов». «Dagbladet» более или менее принимала участие в упомянутых вопросах, но самого опасного врага она усматривала в ультра-русской партии, стремившейся, по её определению, к ассимиляции и правительственным основам абсолютистского характера, а потому ненавидела «петербургские пути» и обходы.

Из «слияния либералов» с крайними представителями шведского элемента «викингами» образовалась политическая партия шведоманов, партия бюрократическая. Шведоманы неохотно признают, что их дело есть классовое дело; они любят надевать доспехи «рыцарей духа». На шведоманской стороне стоит дворянство, более зажиточная буржуазия и чиновничество. Главнейшие отличие либералов от «викингов» заключались в том, что первые были вообще уступчивее в вопросе о языках и не думали об агитации среди шведского населения. Викинги вздумали, — по выражению одного из своих ораторов, — бороться с финским национализмом — национализмом же, но только шведским. Для этого им необходимо было привлечь на свою сторону шведскую часть населения страны. Политические убеждения либералов страдали некоторой неопределенностью. Партия эта состояла, главным образом, из либерально настроенных людей, преклонявшихся пред блеском шведской культуры, но готовых уступить и «справедливым» требованиям фенноманов.

Либеральная партия, собственно, никогда не имела какой-либо организации. С самого начала она была оппозиционной группой. Только 5 декабря (н. ст.) 1880 г. разослана была при газете «Helsingfors Dagblad» программа шведской партии следующего содержания: Финляндия в течение 500 лет была соучастницей правового порядка, основами которого исстари являлись законная свобода, ограниченная королевская власть, народная воля в законодательстве и в деле обложения податей. Правовой порядок временами колебался революциями и приостанавливался реакциями, но все-таки до наших дней сохранился, как лучшая сила в современном общественном строе. Таковую основу не следует бросать. «Мы желаем крепче и основательнее провести конституционную систему в нашей стране. Такое желание, без сомнения, питает каждый, кто сознает глубокое жизненное значение политической свободы. Но государственный строй, который обозначается указанным общим выражением, обнимает целую серию правовых форм и учреждений.

Главнейшие меры для достижения своих целей шведоманы усматривали в следующем:

1) созыв сейма через два, самое большое через три года и право моций для сейма.

2) Законодательство о свободе печати.

3) Расширение власти сейма в области государственного хозяйства в такой мере, чтоб вся изменяющаяся часть расходного бюджета стала в зависимости от решения земских чинов, и чтобы никакое обложение податями не могло быть устанавливаемо одним правительством.

4) Точнейшее определение и ограничение так называемой административной законодательной власти.

5) Преобразование правительственных учреждений в таком направлении, чтоб возможно было достигнуть более целесообразной организации для законодательства и правительственной деятельности в высшей инстанции. Вместе с тем упрощение и децентрализация в механизме управления.

6) Более ясное установление униального положения Финляндии относительно России.

Две первые реформы могут быть установлены посредством специальных законов. Остальные едва ли иначе, как путем пересмотра формы правления и акта соединения и безопасности.

Либеральная партия сознает, — писала она в своем воззвании — программе, — что справедливость и государственная мудрость подсказывают необходимость учредить и субсидировать требуемое число лицеев с финским языком преподавания. Оба языка должны быть равноправны в стране не только в школах, но и в государственной жизни. Шведский язык, понимаемый в скандинавских землях, способствует взаимной связи с жизнью Запада, а также тому, что Финляндия непосредственно в состоянии следить и пользоваться приобретениями культурной жизни упомянутых стран. Отечество и финский народ составляют одно нераздельное целое, не смотря на два языка. В политической или в литературной деятельности можно пользоваться тем или другим способом выражения; но предмет, цель этой деятельности, все-таки благо и преуспеяние всей страны, всего народа. Шведский и финский языки должны параллельно употребляться в стране, и каждый, желающий посвятить себя общественной деятельности, обязан изучить, кроме родного языка, и другой туземный язык. Поэтому в программу (шведоманов) само собой входит установление употребления финского языка в суде и учреждениях, согласно справедливым желаниям и нуждам населения, говорящего по-фински.

Так как шведоманы и фенноманы всегда одинаково дорожили политическими правами Финляндии, то на практике между ними в этом отношении существенной разницы не было. Силой обстоятельств таким образом на первом месте шведоманской программы стала защита шведского языка и шведской национальности. Шведоманы говорили, что их язык, их национальность столь же дороги им, как фенноманам финский язык и финская национальность, и что они не хотят поступиться своей национальностью во имя отвлеченного принципа, выдуманного фенноманами: «один народ, один язык» (yksi mieli, yksi kieli).

Шведская партия потому еще сильно стояла за свой язык, что исходила из положения: шведская «культура» в Финляндии может быть поддержана и сохранена только при господстве шведского языка. Шведская же культура, в свою очередь, необходима для сохранения свободной Финляндии и для противодействия её обрусению. Миссия шведоманов заключается, следовательно, в том, чтобы, при посредстве скандинавской культуры, оберечь край от славянской волны, грозившей если не поглощением его, то разливом по нему. Шведоманы считали себя представителями европейского либерализма. И действительно, они придерживались либеральных взглядов в европейском смысле, отличались веротерпимостью, сочувствовали расширению прав, горячо отстаивали свободу печати и пр.

В высших правительственных сферах положения шведоманской программы найдены были слишком дерзкими. Говорят, что Император Александр II обратил внимание на то, каким образом цензурные власти могли пропустить подобную программу. Полемика, начатая в местных газетах, по поводу программы, в силу распоряжения цензурного управления, держалась в известных пределах. Из нападающих Снелльман занимал первое место. В одной из своих статей он писал: «Быть или не быть Финляндии зависит от того, займут ли финны то место, которое веками занимал шведский образованный класс, потому что речь идет ни о чем другом, как о старинной пословице: «ôtez vous en que je m’y mette»[20].

Снелльман, критикуя в 1880 году программу шведоманов и сводя с ними счеты о заслугах, оказанных обеими партиями финляндскому отечеству, составил перечень деяний своей партии. Финской партии, — по его словам, — край обязан тем, что уже в сороковых годах вспомнили об «основных законах», что тронная речь при открытии сейма 1863 года оказалась полна конституционных обещаний, что Финляндия получила свою монету и т. д. Следовательно, мы в праве вывести, что в работе по отчуждению края от России финны отнюдь не желали предоставить первенства шведоманам.

В возникшей полемике, партии часто не щадили друг друга. Фенноманы называли своих противников притеснителями, чиновно-барской партией, чужеземцами, которых следует без церемонии выгнать в Швецию. Бывали со стороны фенноманов и грубые выходки, свидетельствующие о крайней национальной нетерпимости. Шведоманы в свою очередь называли финских деятелей хитрыми и честолюбивыми «демагогами», преследующими корыстные цели. Борьба партий неоднократно принимала весьма