«Моя миссия — писал он, — будить от смертного сна финский народ, положенный уже в гроб». И он будил его, «как колокол на башне вечевой». В Финляндии «политика находилась в зимней спячке, цензура положила свою тяжелую руку на литературу, а национальный дух едва проявлял себя». Вообще на страну «троглодитов» (как он называл тогда Финляндию) Снелльман смотрел не без пессимизма.

Финский язык был слишком еще мало обработан и распространен среди образованного класса, почему Снелльман вынужден был писать по-шведски. В финском литературном обществе прения велись до 1850 года также на шведском языке. Одно духовенство в силу практической необходимости, обращалось к народу на понятном ему языке. Не без основания, поэтому, Снелльман говорил, что «нельзя воспитать народ политически, пока в школах и судах господствует чуждый ему язык». Отсюда ясно, что боевым конем Снелльмана сделался вопрос о финском языке и национальном образовании. И то, и другое им отстаивалось с большой эрудицией, энергией и теплотой. Он утверждал, между прочим, что в Финляндии мало читают, потому что пишут не на родном языке. «Образованный класс, благодаря своему шведскому языку, являлся чужим в стране», а это в свою очередь вело к тому, что вся образованность стояла не на национальной основе. Литература — вытверженный урок; образование — произведенный заем. Далее, он настаивал на том, что необходимо финский язык ввести в школу и сделать его официальным, так как он «есть отражение духа финского народа». По мнению умеренных, политическое положение страны требовало, чтобы шведский язык сохранил свое место рядом с финским. Снелльман не сдавался и указывал, что, при господстве шведского языка, в Финляндии нет возможности провести образование вглубь и вширь народа, почему политическому существованию и значению этого народа неизбежно грозит опасность.

Сильную поддержку в борьбе за финские начала Снелльман встретил в генерал-губернаторе графе Берге, который говорил, пародируя известное изречение Вольтера: «Если бы фенномании не было, ее надо было бы выдумать[19]».

Обыкновенно шведоманы козыряли тем доводом, что финны обязаны скандинавам и своей азбукой, и своим евангелием. Снелльман, в свою очередь, заявлял, что «шведы любят в финнах только свою славу» и финнам, чтобы не быть бледной тенью шведов, следует эмансипироваться от скандинавизма.

Если свести к кратким положениям все то главнейшее, что разновременно было высказано представителями фенноманов, то получится следующее: они желают приобщить народную массу к европейской культуре, чтобы таким образом увеличить производительные силы края, как в материальном, так и в духовном отношении. Для этого они хотят сделать язык народа языком литературы, образования и администрации. Народ — по их воззрениям — должен быть движим одним чувством, почему нужен один язык, доступный всем. Фенноманы стремятся создать образованный класс, который бы говорил по-фински. Образование не должно быть монополией высшего класса, и для того, чтобы оно проникло в низшие классы, необходимо признание того языка, на котором говорит народ. Господство одного языка и притом еще языка меньшей части населения Финляндии, т. е. шведского, вопиющая несправедливость и тормоз в деле развития народа. Такая несправедливость по отношению к языку главного населения края опасна также и для политического существования Финляндии: если народ не участвует в устроении общества, он делается равнодушным к будущей судьбе своей родины. Финский народ до тех пор не в состоянии будет выполнить своей исторической задачи, пока язык большинства не станет языком образованного класса; до тех же пор не будет также сознания общности интересов. В малых странах надо поставить дело так, чтобы кандидаты на высшие посты могли вербоваться отовсюду. В Финляндии же большинство служилого сословия — шведы, администрация направляется шведами, законодательные работы заготовляются по-шведски, правосудие отправляется преимущественно судьями из шведов — и все администраторы, законодатели и судьи остаются чуждыми массе народа, почему сильно страдает сознание финляндского единства. Извне могут нахлынуть разные бедствия, тогда, при явной розни, отпор будет оказан недостаточно дружный и сильный. Будущность Финляндии требует единой народной культуры. Следовательно, шведский язык необходимо отодвинуть на второй план. Фенноманы свято чтут завет Арвидссона, который сказал: «Мы не шведы, русскими мы не желаем быть, а потому будем финнами». К этому впоследствии добавили народную поговорку: в Финляндии должен быть один язык — одна душа.

Фенноманы не отвергают благодетельности шведского культурного влияния, но находят, что шведское влияние неизбежно. будет уменьшаться, так как политическое положение страны изменилось, а отдаленность Финляндии от культурных центров не имеет в наше время такого значения, как в XVIII веке. Фенноманы понимают, что им нельзя пока еще обойтись без шведского языка. На шведском языке писали лучшие поэты Финляндии; до сих пор еще местная шведская литература относительно богаче финской.

Главные деятели и ораторы первых сеймов, которые составили затем ядро шведской партии, как-то К. Г. фон Эссен, его двоюродный брат Иоганн Август фон Эссен — публицист, земледелец, а в последствии губернатор, профессор, а потом епископ Ф. Л. Шауман, настоятель прихода в Педерсёре Генрих Гейкель (Heikel), Генрих Боргстрём младший, Эрнст Линдер, Роберт Монтгомери, Г. Бьёркенгейм, гвардейский офицер Роберт Лагерборг и кроме того многие чиновники, помещики, университетские преподаватели, а главным образом дворяне и горожане — все они являлись первоначально горячими защитниками либерализма. Но в строгом смысле эта либеральная фракция не составляла какой-либо партии. У неё не было ни руководителя, ни определенной программы, и выступление её на тогдашних сеймах не характеризуется никаким систематическим поведением. Их объединила лишь общая либеральная тенденция. Их воззрения часто появлялись заранее в газете Августа Шаумана «Helsingfors Tidningar», но собственным их органом был «Helsingfors Dagblad», ответственным редактором которого сначала состоял издатель-финансист О. Г. Френкель, а деятельными сотрудниками: юрист Эдв. Берг, доцент эстетики К. Г. Эстландер, магистр А. X. Чюдениус — национал-эконом, Т. Сёдергольм и Г. Лагерборг, который вскоре принял на себя редакторство.

Многие воззрения Снелльмана, в сущности, были близки к воззрениям «либералов».

В области периодической печати на защиту шведских культурных интересов «от нападений односторонней расовой политики и политики языка», первой в конце семидесятых годов выступила газета «Vikingen». Эта публицистическая затея получила некоторое историческое значение, потому что она представляла из себя знамя, вокруг которого борцы за интересы шведского языка стали группироваться в политическую партию «партию викингов» («Vikingapartiet»). Подробно ей впоследствии либеральная партия по своему публицистическому органу стала называться «партией Дагблада» (Dagbladspartiet). Газеты «Uusi Suometar» и «Morgonbladet» спорили со шведской бюрократией, которая неприязненно относилась к правам финского языка. «Vikingen» сражался против преобладающей силы «чудской расы» («tjudiska» rasen), которая угрожала свергнуть