Шрифт:
Закладка:
В следующий раз, будучи у Молотова, отдал ему наше встречное предложение, которое он тут же просмотрел. Говоря о советском консульстве, я выразил надежду, что оно будет иметь умеренный по размерам штат. Сейчас там находятся 12 человек, которым не хватает работы. Молотов ответил, что если там людей больше, чем работы, мы их сократим.
По статье IV состоялся широкий разговор. Молотов твёрдо отстаивал право на консультации. У Советского Союза, говорил он, особые интересы на Аландах, так же, как и у Швеции. И эти интересы больше, чем у других государств. Конвенция 1921 года по Аландам была направлена против Советской России, так же, как и договор 1856 года был направлен против России. Я ответил, что сейчас как раз и идёт речь о подключении Советского Союза к этой конвенции.
Молотов спросил, почему правительство Финляндии не хочет принять предложение о консультациях. Ответил ему, что консультации не предусмотрены системой, созданной конвенцией 1921 года. Финляндия не имеет права в одностороннем порядке договариваться об этом с Советским Союзом и предоставлять ему привилегированное положение по сравнению с другими. Кроме того, понятие «консультации» весьма неопределённое.
Молотов заметил, что термин «консультации» широко используется в международных соглашениях. Он означает, что стороны совещаются. Если на таких консультациях не будет достигнуто согласие, то Финляндия будет иметь право приступать к действиям, предписанным конвенцией 1921 года. Советский Союз имеет особые интересы в отношении Аландских островов, и поэтому его особое положение оправдано и обосновано. Из всех других государств только у Швеции там есть особые интересы, и советское правительство не будет выступать против предоставления таких же прав Швеции. Другим, помимо Финляндии, Советского Союза и Швеции, нечего делать на Аландах. По мнению Молотова, Финляндия имеет законное право заключить обо всём этом соглашение с Советским Союзом. Он не принял нашу юридическую трактовку.
Молотов также не понял смысла статьи V проекта, в соответствии с которой соглашение вступало в силу лишь после обмена ратификационными грамотами, ведь Московский мирный договор вступил в силу сразу после подписания. Мои разъяснения не произвели на него впечатления.
На этот раз у меня с Молотовым было четыре сложных вопроса! Помимо Аландов, это был финско-шведский оборонительный союз, транспортировка германских солдат и проблема никеля. В это время, летом 1940 года, мы оказались буквально в тисках, каждый день могли ожидать чего угодно.
Выше я приводил слова Молотова о том, что как конвенция 1921 года, так и договор 1856 года были направлены против России. Эти слова не лишены основы. Россия была вынуждена подписать договор 1856 года после Крымской войны. Конвенция 1921 года обновила договор 1856 года и «дополнила его содержание». В сентябре 1940 года Молотов заявил германскому послу графу фон дер Шуленбургу, когда речь у них шла о Дунае, «что России важно выйти из состояния неполноценности, в которое она была принуждена попасть после несчастной для неё Крымской войны» (Gafenco G. Op cit. P. 82). Таким образом, к делам, по-существу, добавлялся вопрос об авторитете великой державы России. Похоже, что это относилось и к Аландским островам. После проигранной Крымской войны Россия и там была вынуждена смириться с невыгодными для себя условиями. Однако конвенция 1921 года оказалась направленной в равной степени как против Советской России, так и против Германии, да ещё и против Англии. Но Советский Союз хотел применительно к Аландам снять всю свою «неполноценность». Получение Советским Союзом права консультаций выделило бы его особое положение, и он в «своей среде обитания» стоял бы рядом с Финляндией и Швецией и выше других государств.
Ещё до того, как мы успели у себя разобраться в делах, через три дня Молотов вновь вызвал меня в Кремль. Он был несколько возбуждён и сразу же заявил, что статью IV в нашей редакции принять нельзя, поскольку там отсутствует предлагаемое им положение о консультациях. Он также не мог согласиться с тем, что «вокруг Европы будут рассылаться ноты», и добавил, на мой взгляд, насмешливо, «а что, если, например, Франция не согласится». Он изложил «окончательное предложение», в соответствии с которым статья IV, в которой говорилось о продолжении действия конвенции 1921 года, вообще снималась. На это я заявил, что конвенция 1921 года остаётся в силе. Молотов ответил, что Советскому Союзу безразлично, как мы трактуем конвенцию – действует она или нет. В статью II, определяющую островную зону, русские захотели включить формулировку конвенции 1921 года с описанием водной территории. Нам было всё равно. В заключение Молотов заявил, что Советский Союз требует, чтобы соглашение вступило в силу сразу после подписания. Все проблемы, которые обсуждались много месяцев, должны были быть решены, а соглашение – подписано в течение недели. Поскольку мирный договор вступил в силу с момента подписания, то препятствий для аналогичных действий с этим «второстепенным» соглашением не было. Я, правда, повторил, что мы хотели скорейшего вступления в силу Мирного договора, чтобы завершить войну. Парламент собирается на заседание уже завтра, 1 октября, и наш вопрос будет рассмотрен так быстро, насколько это возможно. Молотов: «Это ваше собственное дело, как вы организуете рассмотрение в своём парламенте, но Советский Союз требует, чтобы этот вопрос был закрыт». «Молотов был очень сердитым, – писал я в телеграмме и добавлял: – Он сказал: с вами невозможно вести переговоры, мы бьёмся с этим делом месяцы. С немцами более важные вопросы решили за несколько дней». «Моё мнение: предложение Молотова о снятии статьи IV следует принять, так что не будем упоминать конвенцию 1921 года, которая фактически утратила своё значение. Поскольку парламент собирается на сессию завтра, то прошу неофициально организовать дело так, чтобы соглашение вступило в силу сразу после подписания. Против дополнения статьи II у нас, естественно, возражений нет. Прошу не прибегать к излишней юридизации, Кремль ведь не уездный суд».
В Хельсинки расценили последнее предложение Кремля как отступление. По сути дела, Советский Союз вернулся к своему первоначальному предложению. С точки зрения Кремля, его второе предложение было ужесточением позиции. В связи с нашими встречными заявлениями Кремль попытался найти формулировку, которая признавала бы продолжение действия конвенции 1921 года. С точки зрения Кремля, это была гибкость по отношению к нам. Но, поскольку это не помогло, Кремль вернулся к своему первоначальному
