Шрифт:
Закладка:
«Орион» математически вычисляет зоны, где преступник скорее всего нанесет следующий удар – так называемые зоны риска, – с учетом того, что большинство преступников стараются не совершать преступлений в непосредственной близости от дома, но и не слишком удаляются от него. По зонам риска, в зависимости от профиля личности преступника, «Орион» высчитывает его/ее предполагаемое место жительства, основываясь на «удалении» от каждого места преступления – в какой момент оно становится слишком близким от места жительства преступника. Точность расчетов тем выше, чем больше мест преступления внесено в систему – именно поэтому она так хорошо работает на серийных убийцах. Если мест преступления шесть или больше, точность прогноза «Ориона» превышает 90 %.
Когда «Орион» впервые заработал в Ванкувере, с его помощью удалось быстро поймать растлителя малолетних, нападавшего на детей в разных районах столицы. У полицейских было описание его машины, но больше почти ничего. После выявления паттернов дорожного движения в моменты нападений «Орион» рассчитал зоны риска, удалив оттуда промышленные, коммерческие и другие нежилые кварталы. Базируясь на данных переписи и социально-экономическом положении преступника, указанном в его психологическом профиле, «Орион» выдал список почтовых индексов – в порядке убывания вероятности, – где мог жить подозреваемый. Далее три этих индекса были изучены на предмет регистрации номерных знаков на машинах, схожих по описанию с машиной подозреваемого. Список оказался коротким, и в результате стандартной полицейской процедуры растлитель малолетних был арестован.
Но какими бы умными не были компьютерные системы, и «Профайлер», и «Орион» зависят от информации, которую в них загружают. Географический таргетинг, выполняемый «Орионом», зависит от точности психологического профиля подозреваемого, ведь разные типы личности ведут себя по-разному в географическом пространстве. Точно так же способность «Профайлера» анализировать данные зависит от алгоритмов, написанных программистами. Более того, если полиция на месте преступления не заметит каких-то особенностей, загружать в «Профайлер» будет нечего. И наконец, заключения компьютерных систем – это лишь вероятностные предположения; офицерам полиции все равно приходится как-то толковать их и внедрять в расследование, чтобы добиться результата.
Профилирование по-прежнему остается преимущественно человеческой деятельностью, потому что, хотя компьютер и обрабатывает информацию быстрее человека, он не может превзойти человеческое мышление ни по глубине, ни по гибкости – включая и мышление преступника. Преступное воображение – очень творческое, и легко может ускользать от правил компьютерного искусственного интеллекта: только человеческий разум может соперничать с ним. Профилирование в той же мере интуитивное искусство, недоступное компьютеру, в какой и точная наука.
10. Закат «золотого века» серийных убийств: От BTK до Убийцы из Золотого штата, 2000–2020 годы
Все дороги ведут к Теду Банди
«Золотой век серийных убийств»232. Такое ироническое название дал писатель в жанре «тру-крайм» Гарольд Шехтер «эпидемии» серийных убийств в США в период с 1960 по 1999 год. Серийные убийства в те годы действительно превратились в эпидемию: с 1970 по 1999 год было зафиксировано 82 % всех известных серийных убийц ХХ века в США233. Примерно посередине этого «золотого века» сам термин «серийный убийца» был внедрен в наш повседневный словарь после того, как в 1981 году он впервые появился на страницах New York Times – так называли Уэйна Уильямса, подозреваемого в убийствах детей в Атланте234. Тогда же в ФБР появился Отдел поведенческих исследований («охотники за разумом»). После интервью с сидящими в тюрьмах серийными убийцами агенты ФБР разработали систему профилирования организованных/дезорганизованных убийц, а в популярной культуре возник почти мистический образ профайлера.
В эпоху до появления Интернета новости по телевизору и в газетах были главным вектором «объединения общества вокруг шока и травмы»235, которое Марк Зельцер приписывал американской популярной культуре. Серийных убийц воспевали как антигероев, бунтарей; некоторых, вроде Теда Банди или Ричарда Рамиреса, возвышали до звездного статуса – у них появились свои поклонники, а их письма, рисунки, личные вещи, пряди волос и даже обрезки ногтей продавали коллекционерам на веб-аукционах. Выпускались коллекционные карточки с серийными убийцами, футболки, раскраски, поваренные книги, контейнеры для ланчей, игрушечные фигурки и календари. В анкетах попадались вопросы: «Если бы вы были серийным убийцей, то кем именно?»
Тогда мы этого не знали, но последним «звездным» серийным убийцей, пойманным в ту эру, стал Джеффри Дамер, Каннибал из Милуоки, которого арестовали в 1991 году. Мы собирались в своих гостиных и спальнях – без мобильных телефонов, – и, потрясенные, не могли отвести глаз от рябящего экрана лампового телевидения, где мелькали страшные картины его преступлений. Мы сидели в темноте, наблюдая, словно за репортажем с луны, за съемками комнаты пыток Дамера с громадными камерами наблюдения, направленными внутрь, за гигантскими бочками, в которых плавали законсервированные части человеческих тел, за полками холодильника, где лежало человеческое мясо, обернутое в пленку, за мужскими гениталиями в банке и стопками полароидных снимков с отрезанными головами, пенисами и ладонями. Однако между концом процесса над Дамером в 1992-м и поимкой следующего знаменитого маньяка, Убийцы с Грин-Ривер, в 2002-м, очень многое изменилось.
Для начала шумиха вокруг процесса над О. Джей Симпсоном в 1995 году привела к возникновению новой культовой фигуры: звездного подсудимого. За О. Джеем последовали Роберт Блейк, Снуп Дог, Фил Спектор, Майкл Скейкел и Лилло Бранкато-младший. По сравнению с отбросами общества, серийными убийцами, которых судили после Дамера, эти «настоящие» звезды получали куда больше славы.
Далее Интернет и кабельное телевидение раздробили «объединенное общество» на поклонников разных жанров триллера. Теперь каждый мог найти страшилку себе по вкусу на разных каналах и медиа-платформах, и серийные убийцы начали утрачивать монополию на статус чудовищ, которым раньше владели единолично. Как только видео научились транслировать по Интернету, раздробленность стала окончательной.
В 2001 году, после того как мы в прямом эфире увидели, как сталь, стекло и трупы сыплются на улицы с неба, наша навязчивая потребность в коллективном параноидном страхе сместилась с серийных убийц (по крайней мере, сексуальных) на новую разновидность монстров: террористов с другого конца света, а позднее боевиков ИГИЛ. Снова началась стрельба в школах. Появились собственные, домашнего производства, террористы. И еще стрельба в школах. И стрельба в кинотеатрах. И стрельба в ночных клубах. И стрельба в больницах. И стрельба на концертах. И стрельба в церквях. Если последние десятилетия двадцатого века были посвящены сексуализированным серийным убийцам, то первые двадцать лет двадцать первого века – «вынужденно воздерживающимся от секса» инцелам с заряженными ружьями в пухлых