с двумя категориями (тремя, если считать «смешанную»), но и сам факт того, что эти категории отражают характеристики преступников, приписываемые им. У ФБР просто нет достаточных данных или научных методов, чтобы подтвердить валидность классификации, разработанной на основании всего лишь бесед с тридцатью шестью убийцами на сексуальной почве, из которых не все являются серийными.

Например, ФБР утверждает, что организованные преступники часто «меняют место работы или уезжают из города» после совершения убийства. Исследование, проведенное Университетом Детройта по данным, использованным ФБР, выявило серьезные проблемы с этим утверждением. Как говорит ФБР, ни один дезорганизованный убийца из числа опрошенных не уезжал из города и не менял работы, но в девяноста семи случаях убийств, совершенных организованными преступниками, только одиннадцать убийц покинули город и восемь сменили работу – предположительно восемь, сменивших работу, входят в число одиннадцати, уехавших из города. Это означает, что профайлер, который предполагает, что неизвестный убийца, считающийся организованным, мог сменить работу или уехать из города, ошибается в 89 % случаев217.

С момента первого применения два десятка лет назад техники профилирования ФБР не были подкреплены никакой эмпирической научной проверкой. Одним из критериев научной достоверности является устойчивость гипотезы к опровержению. Это своего рода «реверсивный» подход к научному доказательству, который известен под названием гипотетико-дедуктивного метода. В своей критике научных оснований системы профилирования ФБР криминолог Дэймон Э. Мюллер приводит пример с температурой кипения воды. При индуктивном подходе мы считаем научно доказанным, что вода кипит при температуре 100 °C, потому что если мы повторим этот эксперимент тысячу раз, вода будет закипать при этой температуре218. Однако наш вывод будет ошибочным. На вершине горы температура кипения окажется ниже. Точка кипения зависит от комплекса причин, а не только от температуры. Если вместо того чтобы доказывать, что вода всегда кипит при 100 °C, мы попробуем опровергнуть эту теорию, то быстро придем к подлинно научной оценке ее достоверности. Повторение эксперимента с одинаковыми результатами не обязательно является окончательным научным доказательством. Устойчивость гипотезы к опровержению – более надежный критерий. Чтобы факт считался научным, должны быть представлены эмпирически проверяемые теории – а не просто повторение в экспериментах.

Проверить температуру кипения воды достаточно просто, но этого отнюдь нельзя сказать о человеческом поведении – как подтвердить или опровергнуть теории ФБР о фантазиях, лежащих в основе убийства? Проблема в том, что ФБР не объясняет психологических механизмов, которыми руководствуются убийцы, подвергающиеся классификации. Например, ФБР не установило, в ходе каких процессов убийца становится организованным или дезорганизованным – выдвигалось разве что предположение, что среди дезорганизованных убийц больше тех, кто страдает острыми психическими расстройствами. По сути, ФБР говорит: «Система работает, но мы не знаем, почему». Профайлеры ФБР утверждают, что им все равно, почему убийцы делают то, что делают; достаточно знать, что они делают, и можно не беспокоиться про почему.

ФБР и не стремится подвергнуть свою классификацию научной проверке. Ветеран профилирования Джон Дуглас заявляет: «Главное качество хорошего профайлера – это оценка, основанная не столько на анализе фактов и цифр, сколько на интуиции… Великое множество факторов влияют на наши предположения, и в конце концов все сводится к индивидуальной оценке, а не к какой-то объективной шкале или тесту»219.

Таким образом, по Дугласу получается, что система профилирования ФБР не основана ни на каком систематическом научном подходе – а только на субъективном чутье профайлера. Ни в одной другой сфере криминологии – анализе ДНК, сличении отпечатков пальцев или баллистической экспертизе – не потерпели бы такого подхода. Однако полицейские департаменты обращаются к ФБР за помощью, когда следствие заходит в тупик и им уже нечего терять. Поэтому научная достоверность профилирования ФБР и не ставится под вопрос. Если профайлер угадает, ему будут благодарны, если нет, то и хуже он не сделает.

В 1990-х система удаленного психологического профилирования ФБР постепенно начала подвергаться критике. 19 апреля 1989 года на американском линкоре «Айова» произошел взрыв оружейной башни, при котором погибло сорок семь членов команды. Военные дознаватели пришли к выводу, что Клейтон Хартвиг, один из моряков, погибших в башне, намеренно спровоцировал взрыв. Они утверждали, что Хартвиг испытывал гомосексуальное влечение к товарищу по команде. Военно-морская следственная служба обратилась к ветеранам профилирования ФБР Джону Дугласу, Рою Хейзелвуду и Ричарду Аульту с просьбой провести «анализ подозрительной смерти» – своего рода психологическую аутопсию, направленную на выявление причины смерти: произошла она в результате несчастного случая, суицида или убийства? Такой анализ основывается на тех же принципах и техниках, что и криминальное профилирование, с которым они мало чем отличаются, разве что личность погибшего уже известна и о нем знают больше, чем о некоем неустановленном убийце.

Джона Дугласа не устроила информация, предоставленная военными, и он отказался участвовать в профилировании Хартвига. Однако Хейзелвуд и Аульт взялись за дело, о чем им предстояло еще пожалеть. Опираясь исключительно на данные Военно-морской следственной службы, они проделали те же процедуры, что и при взаимодействии с другими следственными органами, обращающимися за помощью в ФБР, и выдали заключение, где говорилось, что Клейтон Хартвиг был:

…крайне проблемным молодым человеком с низкой самооценкой, который плохо справлялся с ответственностью, возложенной на него по службе. Реальное и воображаемое отвержение со стороны значимых близких оставили его эмоционально опустошенным. Это в сочетании с неспособностью к вербальному выражению гнева, а также угроза столкновения с многочисленными стрессорами по возвращении из плавания, практически гарантировало наступление реакции. В данном случае, по нашей оценке, реакцией стал суицид. Он совершил его в таком месте и таким образом, чтобы получить признание и уважение, которого, по его мнению, заслуживал220.

Однако в отличие от полиции военные немедленно опубликовали заявление о том, что взрыв на «Айове» устроил вышеупомянутый Клейтон Хартвиг, и сослались на профиль ФБР как на главное доказательство. Аульт и Хейзелвуд лишь ухудшили ситуацию, когда взялись настаивать на достоверности профиля перед Сенатом и комитетами, пересматривавшими результаты расследования. Джон Дуглас считал, что Аульт и Хейзелвуд запороли профиль, и даже более того: «Мы никогда не используем профиль как улику. Это лишь следственный инструмент, а [Аульт и Хейзелвуд] выставили его как главное доказательство»221.

После публикации результатов расследования оно подвергалось ожесточенной критике с самых разных сторон, начиная с семьи Хартвига и заканчивая передачей «60 минут» на CBS. Моряк, в которого Хартвиг якобы был влюблен, настаивал на том, что они были «лучшими друзьями… он безусловно любил меня как брата… но никакого секса, ничего подобного». Ходили слухи, что военные подставляют Хартвига, чтобы скрыть технические проблемы с вооружением на линкоре. Вопрос поднимался