С. И. Гальберга – был сформирован единый проект. Державина представили сидящим, одетым в римскую тунику; левая рука на лире, в правой – стило. На пьедестале, украшенном барельефами с аллегорическими изображениями заслуг поэта, простая надпись: «Г. Р. Державину».

Пример Казани вдохновил симбирское дворянство, и в июне 1833 года оно выразило желание увековечить память Карамзина, своего великого земляка. Эта инициатива пошла уже по накатанной колее. Гражданский губернатор А. М. Загряжский поставил в известность Блудова, тот 29 июня представил императору всеподданнейший доклад, испрашивая разрешения не только на сооружение памятника «незабвенному нашему историографу», но сразу и «на открытие для сего повсеместно подписки», и на объявление через Академию художеств «на сей предмет конкурса художников подобно тому, как сие сделано <…> для монумента Державину»[1395].

1 июля высочайшее согласие было получено, и очередной коммеморативный проект стартовал. Для необходимых распоряжений и приема поступающих пожертвований в Симбирске был образован комитет под председательством губернатора. Однако, как выяснилось, планы министра внутренних дел и земляков историографа далеко не во всем совпадали.

Блудов, незадолго до этого добившийся превращения скромного бюста Державина в эффектный монумент, с самого начала замышлял именно скульптурный памятник. Между тем симбирское дворянство представляло себе оммаж Карамзину совершенно иначе. Один из авторов инициативы отставной генерал-майор П. Н. Ивашев писал сыну-декабристу в сибирскую ссылку:

<…> мы согласились всеподданнейше просить через министра <…> устроить дом для помещения библиотеки всех полезных изданий на российском языке для общественной пользы, и в главной зале поместить мраморный бюст на пьедестале, заключающем все его творения[1396].

Идею создать в память Карамзина какое-то общественно полезное учреждение горячо поддерживал и симбирский уроженец А. И. Тургенев. Свое представление о том, что должен представлять собой памятник «если не достойный, то, по крайней мере, приличный Карамзину и не противный прекрасной душе его», он излагал в письме Жуковскому и Вяземскому из Симбирска от 10 августа 1834 года:

Если уже не достанет суммы для основания Карамзинского училища, в которое бы старший в роде или ближайший родственник незабвенному имел бы право помещать воспитанников, то по крайней мере должно и нужно собрать из добровольных приношений и купить <…> необходимые книги для всех тех классов, кои введены в состав губернской гимназии. <…> Вообразите себе, что здесь нет ни одной книжной лавки! <…> Дети растут в невежестве и на старых азбуках и катехизисах. <…> в библиотеке и в училищах синбирских нет ни одного экземпляра «Истории Российской» Карамзина. <…> Ради бога, не сооружайте ни колосса, ни пирамиды <…> На здешних площадях занесет ее песком и снегом, и один только лишний часовой будет зябнуть и жаться под нею[1397].

В городе уже была намечена площадка для строительства и подготовлен архитектурный проект. От планов «умного и мыслящего», по выражению Тургенева, памятника придется отказаться только в 1835 году, когда Блудов, ссылаясь на высочайшую волю, твердо даст понять, что реализован будет именно скульптурный монумент[1398].

Тем временем объявленный по линии министерства внутренних дел всероссийский сбор средств столкнулся с неожиданной проблемой. Лишь за год до этого, в 1832‑м, была открыта аналогичная подписка на памятник Державину, и публика, по-видимому, почувствовала некоторую усталость. Свою роль сыграло и то, что в обоих случаях не было пожертвований ни от самого императора, ни от кого-либо из царской фамилии. Деньги поступали не так активно, как раньше, и это заставило Блудова уже через месяц после начала подписки на памятник Карамзину обратиться с личным письмом к богачу Д. Н. Шереметеву. Тот в ответ послал министру тысячу рублей[1399].

Тогда же в процесс включилось еще одно министерство – народного просвещения. Уваров, назначенный в марте 1833 года управляющим министерством, сумел мобилизовать ресурсы подведомственного ему учреждения – Российской академии. В начале августа он направил ее президенту Шишкову официальное отношение, предлагая Академии пожертвовать на оба памятника какую-либо сумму по собственному усмотрению[1400]. Неофициальным же образом было предъявлено другое, совершенно конкретное требование, на которое Шишков отвечал:

<…> Российская Академия по примеру употребленного ею числа денег на памятник Ломоносову полагала и на сии два памятника дать столько же, то есть по тысяче рублей на каждый; но как вы, милостивый государь, по многой недостающей на сооружение сих памятников сумме желаете, чтоб дано было на них десять тысяч рублей, то Академия по значительности сей суммы не может иначе на то согласиться, как по особому на то соизволению его императорского величества[1401].

Необходимое высочайшее разрешение Уваров испросил через Комитет министров, и в октябре 1833 года 10 тысяч рублей ассигнациями (по 5 тысяч в фонд каждого памятника) поступили в Департамент государственного хозяйства Министерства внутренних дел[1402].

Однако на частных жертвователей никакие административные усилия повлиять не могли. Показное усердие не всегда подтверждалось делом, и не все подписавшиеся спешили расстаться с обозначенной ими в подписном листе суммой. В апреле 1837 года Тургенев, который уже давно внес свои 300 рублей как симбирский дворянин, сетовал на то, что многие участники обеда в честь И. И. Дмитриева, данного в Петербурге еще 14 июля 1833 года и аккумулировавшего самые первые взносы на памятник Карамзину[1403], до сих пор так и не отдали деньги[1404]. А после того как губернатор Загряжский покинул свой пост, среди вскрывшихся злоупотреблений обнаружилось и небрежное ведение отчетности по пожертвованиям. Дворянство подозревало его даже в присвоении некоторых сумм[1405].

Облик будущего памятника Карамзину определился не сразу. Итоги конкурса были подведены еще в 1833 году, но Блудов и президент Академии художеств Оленин остались недовольны его результатами, и создание статуи было прямо поручено Гальбергу. В 1835 году из представленных им вариантов Николай выбрал символическую фигуру музы истории Клио, которая, «имея в левой руке емблематический признак свой, трубу, правою возлагает на жертвенник бессмертия скрижали Истории Государства Российского, посвящая их таким образом бессмертию»[1406].

Ил. 71. Памятник Карамзину в Симбирске (Ульяновске). Открытка. Фото 1969 года.

Ил. 72. Памятник Ивану Сусанину в Костроме. Открытка. Фото В. Н. Кларка. 1902.

При этом портретное изображение самого Карамзина свелось к небольшому бюсту, помещенному в нише пьедестала. Барельефы со сценами из жизни историографа: чтение им «Истории» перед императором Александром I и получение на смертном одре милостивого рескрипта Николая I – были созданы Гальбергом по программе, заданной лично Блудовым