Первая из них началась еще до открытия Демидовского столпа. В Архангельской губернии зародилась идея скульптурного монумента в честь заслуг именно на поприще национальной словесности. В начале 1825 году епископ Неофит (Докучаев-Платонов), известный своими археографическими и краеведческими занятиями, предложил украсить город светским памятником великому земляку, скончавшемуся 60 лет назад, – Ломоносову[1381]. Архангельские власти быстро подхватили эту идею и дали ей ход[1382]. Губернатор доложил об инициативе в Петербург, министр народного просвещения А. С. Шишков заручился дозволением Александра I, и с марта 1825 года обычным порядком начался сбор пожертвований, в котором приняли участие не только частные лица из разных городов империи, но и институции, такие как Российская академия. Самый крупный взнос сделал новый император Николай I, который и впоследствии будет проявлять интерес к сооружению памятников – династических, военных и гражданских.

В марте 1826 года он одобрил проект академика Мартоса, состоящий из двух фигур: поэт, задрапированный в гиматий, в порыве вдохновения взирает на небеса, а обнаженный крылатый гений почтительно подает ему лиру. Подножием служит часть земной сферы с очертаниями Архангельской губернии и надписью «Холмогоры», а на лире скульптор поместил инициалы императрицы Елизаветы Петровны. На пьедестале позднее появится предельно лаконичная надпись: «Ломоносов».

Памятник был изготовлен в литейной мастерской Академии художеств в 1829 году, но отправка его частей в Архангельск затянулась. В конце концов открытие монумента «первому российскому стихотворцу, оратору и философу»[1383] состоялось только в 1832 году – 25 июня, в день рождения Николая I. При этом, в силу редкости подобных событий и неотлаженности процедуры, не обошлось без скандала. Губернские власти не увидели ничего предосудительного в том, чтобы совместить два праздника, и после утренней литургии и традиционного молебствия о здравии императора пышная процессия двинулась из кафедрального собора к памятнику, установленному на площади напротив. Присутствовала вся чиновничья элита губернии, а также тогдашний епископ Архангельский и Холмогорский Георгий (Ящуржинский). Освящения памятника не планировалось, однако главную роль в церемонии сыграли именно духовенство и учителя семинарии. Соборный протодьякон огласил речь, написанную Георгием, архиерейские певчие исполнили не только «Боже, Царя храни», но и положенное на музыку ломоносовское «Преложение псалма 145», и кант, сочиненный по этому случаю в семинарии. Церемония как замечательное «отечественное событие» была описана в газете «Санкт-Петербургские ведомости»[1384].

Ил. 69. Памятник Ломоносову в Архангельске у здания губернских присутственных мест, куда он был перенесен в 1867 году с Соборной площади. Открытка 1900‑х годов.

Синод, однако, усмотрел во всем этом «немаловажные неприличия». Его резолюция гласила:

Почесть памятника есть гражданская и для церкви посторонняя, <…> при церковном торжестве о высоком рождении благочестивейшего государя императора несообразно было выставлять пред алтарем похвалу и почесть подданного[1385].

Этот текст был составлен митрополитом Московским Филаретом (Дроздовым), известным своей неприязнью к светской коммеморации. То, что архангельский епископ, оправдываясь, позволил себе ссылаться на церемонию открытия памятника Демидову и в особенности на речь самого Филарета при освящении закладного камня Триумфальных ворот в Москве 17 сентября 1829 года[1386], только усугубило его положение. В результате преосвященному Георгию было объявлено «замечание» – достаточно редкий случай для архиерея.

1830‑е годы в России оказались особенно продуктивны для монументальной коммеморации. Яркие государственные проекты: Александровская колонна и скульптурные памятники М. И. Кутузову и М. Б. Барклаю де Толли в столице, а также серия архитектурных памятников на местах сражений Отечественной войны 1812 года – были сосредоточены в военно-политической сфере. Гражданский же патриотизм стал полем, в котором развивались общественные инициативы[1387].

Кампания по сбору пожертвований на памятник Ломоносову оживила идею монумента Державину. Она наконец получила поддержку губернских властей, и в 1830 году разработанный в Казани эскиз памятника в виде бюста поэта на пьедестале был препровожден в столицу. Министр народного просвещения К. А. Ливен этот проект одобрил, однако он был отвергнут Академией художеств. Новый эскиз (впрочем, схожий по композиции) получил высочайшую апробацию, и 5 декабря 1831 года через Комитет министров[1388] последовало дозволение на открытие всероссийской подписки.

12 февраля 1832 года пост министра внутренних дел занял Д. Н. Блудов, которому предстояло сыграть важнейшую роль в выработке идеологической программы и художественного решения памятников Державину и Карамзину[1389]. Увековечение памяти обоих было для него практически личным делом. Державину он доводился дальним родственником; Карамзин же не только в свое время рекомендовал его императору Николаю и тем самым способствовал его карьерному взлету[1390], но и доверил ему издание последнего тома «Истории государства Российского».

В 1833 году, при передаче части полномочий от Министерства внутренних дел к Главному управлению путей сообщения и публичных зданий, Блудову даже придется побороться за право контролировать «дела о сооружении монументов разным лицам, стяжавшим право на уважение потомства». 25 июля Комитет министров утвердил его записку, в которой говорилось:

<…> Министр внутренних дел, принимая в соображение, что монументы принадлежат не столько к архитектурному, сколько к ваятельному искусству; что проекты оных, а равно исчисление потребных на исполнение их издержек составлялись чрез посредство императорской Академии художеств, а иногда по открываемым особым конкурсам, и что для приведения предположений о сооружении их в действо добровольные приношения обыкновенно собираются под непосредственным ведением Министерства внутренних дел, – полагает: что производство дел по сему предмету к Главному управлению путей сообщения не относится, а должно быть оставлено в Министерстве внутренних дел[1391].

Кампания по сооружению памятника Державину оказалась первой, в которую в качестве актора включилась пресса. 27 мая «Северная пчела» обратилась к читателям с призывом присылать свои пожертвования в редакцию[1392].

Сбор средств начался так успешно, что через несколько месяцев Блудов предложил пересмотреть проект, чтобы будущий монумент «по изяществу рисунка и размерам соответствовал цели изъявить уважение России к одному из первейших поэтов и вместе с тем служил бы украшением довольно важного города в Империи, какова Казань»[1393].

Ил. 70. Памятник Державину в Казани на его первоначальном месте на территории университета. Гравюра по рисунку неизвестного автора, выполненному не позднее 1870 года.

Николай I согласился, и Академия художеств объявила открытый конкурс, извещение о котором было опубликовано в «Санкт-Петербургских ведомостях»[1394].

В конце того же года на основании предложений двоих победителей – архитектора К. А. Тона и скульптора