Шрифт:
Закладка:
«Чем меньше националистически настроенных мужчин будет на Западной Украине, тем проще Польше и Венгрии будет присоединить новые территории, когда начнут делить пирог после войны, — размышлял я по дороге. — Именно поэтому в этих областях и проводят тотальную мобилизацию. Вся это националистическая молодежь, выросшая там после развала СССР, должна быть уничтожена в Бахмуте и на других участках этой войны, чтобы они не мутили воду, когда поляки захотят вернуть свои “исконные” земли».
Добравшись до «Труб», я сел на тележку, собранную из мотоблока, и покатил в штаб, внимательно наблюдая за небом. Самым результативным охотником за «птичками» у нас был мой незабвенный приятель Леха «Магазин», он же — Леха «Тактические усы». Его старички, где-то раздобыли ему настоящее двуствольное охотничье ружье с патронами, и он при помощи дроби и картечи стал сбивать БПЛА. Оказалось, что он у себя в деревне достаточно успешно ходил на утку и другую дичь, используя дробовик. Там, где пасовал «калаш», ружье брало кучностью дроби. Выстрел попадал по «птицам», и они падали к ногам Лехи, как утки.
Снаружи штаб выглядел мертвым, как и все важные здания. ВСУ били по Зайцево наугад. Обычно они делали три-четыре выстрела из танка, или к нам прилетал «пакет карандашей» из установки «Град». Я спустился вниз и доложил о прибытии связисту.
— Заходи, — услышал я голос командира.
Я вошел в помещение, где сидело несколько штабных чиновников с очень серьезными лицами.
— Сдай оружие, — приказал мне командир.
Я удивился, но беспрекословно подчинился приказу, передав свой АКСУ «Птице».
«Видимо, из-за косяков, которые они увидели у меня на позициях, посчитали, что я недостоин звания командира», — заплясали в моей голове мысли, вызывая волны чувств. Тревога сменяла досаду на себя и бойцов. Ее перебивала злость, которая тут же оборачивалась щемящей тоской и безысходностью. Процесс от недоумения через отрицание, злость, депрессию до принятия своей участи я прошел за пять секунд. Я так устал за последний месяц, что где-то даже с радостью воспринял свое отстранение от должности.
«Интересно, что со мной сделают после этого? В штурмовики пошлют, или…».
— Ничего сказать не хочешь? Тут информация про тебя пришла…
Командир с злым лицом и безжалостными холодными глазами смотрел на меня в упор и ждал ответа.
— Сказать мне нечего. Признаваться тоже — как можно спокойнее сказал я и пожал плечами. — Если дело в распиздяйстве бойцов, то мне и самому от них тошно.
— «Констебль»!
Командир встал и протянул мне руку.
— Поздравляю тебя с Новым годом! От лица командира отряда позволь наградить тебя именным томагавком!
Он протянул мне красиво сделанный индейский томагавк с гравировкой «ЧВК “Вагнер”».
— Выношу тебе личную благодарность за продвижение подразделение на два километра в глубь территории противника.
Командир пожал мне руку. Остальные улыбались и радовались удачному, с их точки зрения, розыгрышу.
— Ну вы и сволочи… — только и смог выдавить я из себя. — Спасибо. Служу России!
Мне вернули автомат, налили квас и стали со мной чокаться, поздравляя с наградой. Томагавк был красивым и удобным. Конечно, я не собирался использовать его в бою, мне просто было приятно, что меня наградили первым именным оружием, хотя оно было декоративным и странным. «Пегасу подарили» точно такой же томагавк за его труд в небе. «Горбунку» за проявленный героизм и настройку работы артиллерии вручили вагнеровскую кувалду. Я отдал командиру в его коллекцию шевронов еще несколько необычных экспонатов. Он повесил в штабе ковер, на который мы крепили шевроны погибших и взятых в плен украинцев из разных подразделений. Точно такой же ковер висел и у меня на позиции. Как любая армия, которая брала в качестве трофеев знамена проигравших, эта война родила новый вид показателей побед над врагом — коллекция шевронов побежденных. У некоторых бойцов были свои миниколлекции, напоминавшие им о поверженных ими врагах. Даже «Бас» имел с собой несколько шевронов, добытых им в вылазках, о которых мало кто знал.
После штаба мы с «Горбунком» пошли к нему.
— Боюсь я, что эти с «Утесом», которых я в пятиэтажке разместил, не потянут. Второй вроде поопытнее.
Топор
— Я к ним, Костя, в душу не заглядывал, конечно. По глазам можно понять, есть у человека дух или нет. Сможет он, или не сможет.
— Не увидел я у них особого духа. Не обстрелянные совсем.
— Посмотрим. Этих не я назначал. Я-то беру только тех, у кого лидерские качества есть. А почему? — спрашивал себя Володя и сам себе отвечал: — А потому что люди они уверенные. Они и сами могут. Им просто надо дать толчок, чтобы они смогли проявить себя. А есть, конечно и такие, которые из себя ничего не представляют. Грубо говоря, просто там языком только молоть, а по факту там ничего.
— Сегодня меня, конечно, подставили перед командиром эти оглоеды, — пожаловался я на своих бойцов «Горбунку».
— А что делать? Приходится со всеми работать. Мы же не подбирали их по списку: вот этот подходит, вот этот не подходит — как в отделе кадров. Что прислали, то прислали.
Из этого и выбирай. Кого на «Пивбар», а кого АГС командовать. Я вот «Пионера» вернул из штурмовиков и рад. Потому что он человек надежный. Я его знаю: на что он способен, а на что нет.
— Ты же давно воюешь…
Он кивнул.
Какие, как ты думаешь, нужны нам черты характера?
Мне, с одной стороны, всегда было интересно послушать его мнение по разным вопросам, а с другой — я просто получал удовольствие, находясь среди его команды, в основном подобранной из «бывших сотрудников» — людей с высшим образованием.
— Хм… Что сказать… По поводу качеств, какие должны быть у военных… Да дело в том, что особо-то качеств таких нет. Просто надо быть с характером. То есть если ты что-то хочешь сделать, надо быть уверенным в этом. Ну и вот это вот — убрать, эту дуристику: «хочу, не хочу»… Надо выполнять приказы. То, что говорят, не лениться и делать. Если говорят копать, то, значит, надо копать. Говорят бежать, значит, надо бежать. Не надо отсебятину эту гнуть.
— Из-за этого у нас тут большинство потерь и есть. Из-за отсебятины.
Я рассказал ему историю с баулом «Мазепы».
