Шрифт:
Закладка:
Он недобро усмехнулся.
— Спасибо за кофе.
Командир пожал ему руку, допил последний глоток и встал. Следом поднялись и мы.
— Давайте я вас провожу до тачки и вернусь обратно.
Командир кивнул мне, и мы полезли в окно для безопасности. Мы спрыгнули во двор и стали пробираться вдоль стены к дальнему ангару завода, за которым их должен был ждать культиватор. Не успели мы пройти и десяти шагов, как в крышу ангара прилетает три мины подряд. Мины пробили крышу насквозь, разбрасывая фейерверки кирпично-бетонных и полностью разрушили угол здания.
«Три мины залпом. «Василек»! У нас есть сорок секунд, пока они подведутся», — на автомате подумал я.
— Валим!
Это было как в голливудском блокбастере. После взрыва командир упал на колено, и я испугался, что ему прилетело.
Я подхватил командира под руку, но он сказал, что с ним все в порядке, и мы стартанули от падающей стены как спринтеры. Я успел оглянуться и увидел, как стена медленно падает на пацанов, которые бежали сзади нас. Через секунду облако пыли поглотило нас. Командир споткнулся, и мне чудом удалось поддержать его.
— Нормально! Нормально! — стал успокаивать он меня.
— Бегом нахер! — придал я ускорение нашему спринту.
В это мгновение командир стал для меня просто человеком, который несмотря на свой опыт многолетней войны, тоже переживал за свою жизнь. Ему, как и мне, было страшно. Опасность уравнивала нас в статусе и давала почувствовать эмпатию к командиру. Он, как и все мы, был простым, уязвимым человеком. Теоретически я знал это, но одно дело, когда ты знаешь про это абстрактно, а другое дело, когда твое рациональное знание подкрепляется эмоциями. И если мы посмотрим назад, на то, что мы называем своим жизненным опытом, то увидим там только те события, которые были сопряжены с сильными душевными переживаниями. С приятными или неприятными. С позитивными или травматичными. И чем сильнее были чувства в момент ситуации, тем сильнее мы запоминаем ее. Я знал, что эту ситуацию я буду помнить в мельчайших подробностях до конца дней своих — «пока прах, из которого я был взят не обратиться в прах».
Я проводил их до точки «Шкера», куда мы перенаправили такси, чтобы оно не попало под миномет, и там попрощался с ними.
— С Новым годом, «Констебль»! Береги себя.
Улыбаясь, командир пожал мне руку и попрощался со мной. Они уселись на мотоблоки и поехали. Я постоял еще минуту и двинулся в обратный путь, на позиции. Я шел и вспоминал свои прошлые Новые года. Это был мой второй Новый год, который я встречаю на войне. Я никогда не любил этот праздник, как и все остальные, которые официально отмечались по календарю. Мне претило все, что было искусственным и превращалось в ритуал. С самого детства я больше любил спонтанные события и естественные эмоции, к которым не нужно готовиться.
Вернувшись на позиции, я занялся окопной рутиной и до вечера не выпускал обе рации из рук. Выстраивая и координируя организацию обороны захваченных позиций, я старался предугадать действия противника и подстраховаться от возможных контратак с их стороны. У меня были опасения, что украинцы воспользуются Новым годом и попытаются отбить их. Я был полностью поглощен процессом организации обороны и даже забыл, что сегодня тридцать первое декабря.
Поход в штаб
— «Констебль» — «Крапиве»? — в районе семи часов вечера вышел на меня командир. — Тебе срочно нужно прибыть в штаб. Как принял?
— Щас-щас, подожди, — на автомате ответил я ему.
И только после осознал, что ответил, нарушая субординацию.
— Я что-то не понял: ты меня что куда-то сейчас послал?
— Нет, конечно, командир, — быстро исправился я.
— Тогда выдвигайся. Я за тобой транспорт к точке, где мы утром расстались, пришлю.
Я второй раз за этот день шел по той же дороге и размышлял, что такое могло произойти, что меня вызывают в штаб. Я прихватил с собой документы, которые нашли ребята из группы эвакуации. Это были паспорта двух украинских солдат из привычной Ивано-Франковской области.
«Почему их тут «стирают» в таком массовом порядке? — не в первый раз задумался я. — В чем смысл класть тут самых идейных бойцов, на которых держится весь их националистический режим?».
Я перебирал разные версии и самая рабочая гипотеза, которая больше всего мне была логически понятна, была про присоединение этих областей к Польше. Польша получила полную независимость, по факту развала Российской империи. После этого она резко начала занимать территории Белоруссии и Украины. Конная армия Буденного и другие части РККА были быстро переброшены с других фронтов и отбросили поляков. Перед Лениным и компанией встал вопрос о захвате Варшавы и коммунизации соседней страны. Ленин неверно оценил политическую ситуацию и отдал приказ о захвате столицы польского государства с целью образования Польской Советской Социалистической Республики. Состоялся провальный поход Тухачевского, приведший к катастрофе. Когда молодая советская Россия проиграла в советско-польской войне, и согласно Рижскому договору 1921-го года Польша присоединила к себе Галицию и Волынь, началось «ополячивание» населения и культуры. Пообещав украинцам сохранить автономию, Польша начала процесс подавления националистических украинских настроений. Это даже обсуждалось на сессии «Лиги Наций» — предшественницы «Организации Объединенных Наций». В то время польское правительство инициировало раздачу земель и переселение военных поселенцев-осадников из центральной Польши на земли, с преимущественно украинским населением. Военным осадникам выделялись имения и земли. Предоставлялись кредиты, налоговые льготы и списания задолженностей. А, также, разрешалось иметь оружие. Украинские националисты не остались в долгу и стали проводить акции неповиновения: массово поджигать и запугивать польское население. В ответ на это, под руководством Юзефа Пилсудского, на Волыни и в Галиции началась так называемая «пацификация» — аресты и