Шрифт:
Закладка:
Да, ответила она Франсу, она считает, что может убить «фашиста, свинью, которая вырывает людей из их домов и бросает на казнь». Однако есть другой момент: в конце концов, не все немецкие солдаты – фашисты.
Франс заверил ее, что их группа Сопротивления всегда будет убеждаться, что казнит только членов гестапо или предателей. Ошибок они не допустят. Он упомянул Гейзенов – первый голландский отряд Сопротивления. Сказал, что их предал один из членов и что в таких обстоятельствах девочки могут получить приказ ликвидировать своего соотечественника, члена группы. Они смогут это сделать?
Насчет мнения о том, что не все немцы плохие, Франс тоже сомневался. Нацисты взяли под контроль Германию, а потом захватили Нидерланды. Они искренне считали, что делают голландцам добро, но дальше будет только хуже. Они лишат их всех свобод, лишат продовольствия и одежды. Станут забирать все, что не приколочено гвоздями.
Беседа подошла к концу, и Франс встал. Услышав, как задвигались стулья, Тринтье вернулась в гостиную. С прежней официальностью Франс приподнял шляпу и поклонился на прощание матери и дочерям. Трюс с Фредди проводили его до дверей, где он шепнул, что будет ждать ответа через два дня.
И добавил в качестве предупреждения: если они вступят в отряд, обратного хода не будет.
Когда девочки снова оказались в гостиной, Тринтье стала расспрашивать их о разговоре. Хоть она и знала, что Франс – член партии, ей не было известно насчет его планов на ее дочерей.
Трюс солгала матери. Она сказала Тринтье, что Франс хочет давать им простые поручения, подходящие для девушек. Ничего опасного.
Наверное, было что-то в лице у нее или у Фредди, потому что мать поняла: они не говорят всей правды. Внезапно Тринтье стала очень тихой. Потом предупредила их, что расспросит других членов партии, насколько можно верить этому Франсу ван дер Вилю.
То, что она сказала потом, девочки запомнили на всю жизнь. «Вы можете бороться против нацистов любыми методами, которые покажутся вам справедливыми, – заявила мать. – Но будьте осторожны и не подведите друг друга, если окажетесь в опасности».
От всего сердца она добавила: «Я не смогу жить без вас. Надеюсь, вы не станете делать ничего ужасного, ничего несправедливого. Оставайтесь людьми всегда, при любых обстоятельствах» [64].
* * *
Девочки с Тринтье пошли к Ринусу Хобеке, торговцу картофелем на Гроте-Маркт, чтобы уточнить, кто такой Франс ван дер Виль и можно ли ему доверять. Ринус их немного успокоил. Он сказал, что не знает точно, откуда взялся ван дер Виль, но он хороший человек. Вдохновленные этим частичным одобрением – в отсутствие других источников информации, – девочки согласились встретиться с Франсом, когда он прислал им записку с адресом на Вагенвег.
Они храбро покатили на велосипедах по указанному адресу – там стоял настоящий особняк, прямо на бульваре. Его выделяли из остальных две белые колонны и черепичная крыша; по обеим сторонам особняка и за ним росли деревья. Пара мраморных сфинксов бесстрастно уставилась на них с крыльца. Не к таким домам Трюс и Фредди привыкли в Харлеме – если там, конечно, не жили работодатели, у которых они убирали.
Им сказали встретиться с Франсом у пруда за домом. Толкая велосипеды по дорожке вдоль боковой стены особняка, они прошли мимо комнаты, состоявшей из одних окон, словно оранжерея, пристроенной к дому. Позднее они узнают, что это было поместье Мари Андриссена, знаменитого голландского скульптора, и в стеклянной комнате располагалась его студия [65].
– Здравствуйте, дамы! – Франс вышел из тени серого зимнего заката и посмотрел на Трюс и Фредди. Трюс подумала, что он уже меньше похож на кинозвезду.
В сумерках они не сразу разглядели пруд, заросший водорослями; на берегу пруда стояла покрытая мхом каменная скамья. Франс указал на нее, и девочки сели.
Как и при визите к ним домой, он перешел сразу к делу. Франс изложил свои взгляды на отряд Сопротивления – он должен быть немногочисленным и не зависеть от других организаций. Девочкам предстояло стать одними из главных его членов. Франс сделал паузу.
– Кстати, – заметил он, – вы не дадите мне адрес Карела Мока?
Трюс и Фредди замолчали. Они знали Карела Мока благодаря связям матери в партии. Знали, что он не только коммунист, но еще и еврей, который, несмотря на двойную опасность для себя, продолжает работать в партии. Обе девочки знали его адрес, но будь они прокляты, если выдадут его чужому, пусть даже за него поручился – в каком-то смысле – Ринус Хобеке.
Они попытались сменить тему. Чей это пруд? Почему они встречаются здесь?
Прежде чем они сказали еще хоть слово, Франс выдернул из кармана пальто револьвер и прицелился в них. Движение было таким быстрым и неожиданным, что девочки застыли на месте, стремительно осознавая, что сейчас произошло.
– Адрес, пожалуйста, – сказал он, помахивая пистолетом у них перед носами. – Очень жаль вам это говорить, но я из гестапо и хочу знать, где живет Карел Мок.
Он вытащил из кармана какие-то бумаги и показал сестрам издалека – они смогли разглядеть только печати и свастики. Франс сунул бумаги обратно в карман.
– Ублюдок, – прошипела Трюс. – Дай-ка я еще разок посмотрю.
Как только он потянулся к карману, Фредди бросилась на него, и Трюс тоже – мгновение спустя. Она ударила по пистолету ногой, и тот отлетел в сторону. Фредди вцепилась ему в глотку, Трюс навалилась на грудь. Общим весом они повалили его на землю возле пруда, продолжая осыпать ударами в голову и грудь.
Внезапно Франс обмяк и перестал сопротивляться.
– Стоп! Стоп! – закричал он, мигом растеряв и самоуверенность, и сходство с кинозвездой. – Мне приказали сделать это! – добавил он, инстинктивно закрываясь руками от ударов, которые перестали сыпаться на него. – Они хотели проверить вас.
Девочки отпустили Франса и оценили нанесенный ущерб: у него были разбиты нос и губа, а под глазом расплылся синяк, который станет черным к моменту их следующей встречи.
Они и сами пострадали, особенно Фредди, у которой порвалась блузка и отпоролся ремешок на туфле, а также был разбит палец и кровоточило колено.
Поднимаясь и переводя дух, они слушали дальнейшие извинения и объяснения Франса. Он получил приказ проверить надежность девочек. Ему очень жаль, но ему пришлось так поступить. Именно