Будет продолжаться отход наших сил от Ленинграда, где противник сосредоточил большие силы и много техники, ситуация будет оставаться сложной, пока в дело не вступит наш союзник – голод».

В тот день газета «Берлинер берзенцайтунг» объявила: «Судьба Ленинграда решена».

В этот день фон Лееб доложил своему Верховному командованию, что на Ленинградском фронте он осуществил решающий прорыв.

И в этот же день корреспондент из Берлина писал, что падение Ленинграда ожидается в ближайшие две недели.

Но нажим уже начинал ослабевать, хотя на фронте это пока что не ощущалось[151].

Рано утром 21 сентября Бычевский разыскал старого приятеля и надежного советчика генерала П.П. Евстигнеева, начальника разведки Ленинградского фронта. Его беспокоило, как на самом деле обстоят дела на фронте. Ослабевает напор немцев или усиливается?

Час был поздний, момент напряженный, но Евстигнеев был невозмутимо спокоен. Ни тени тревоги. «Как ты думаешь, Петр Петрович? – спросил Бычевский. – Немцы выдыхаются?»

Евстигнеев с минуту глядел на карту, лежавшую на столе, затем поднял глаза:

– Третий день получаю донесения от одной разведгруппы из-под Пскова: «Много моторизованной пехоты движется от Ленинграда к Пскову, а оттуда на Порхов – Дно».

– Перегруппировка?

– Может быть, может быть. Вчера получено кое-какое подтверждение этих данных.

Евстигнеев стал рыться в бумагах, он походил на ученого, исследующего какую-нибудь древнерусскую летопись.

– Жукову я доложил, – сказал затем Евстигнеев, – что все это очень похоже на переброску войск от Ленинграда.

Из Гатчины партизаны тоже сообщают, что немцы грузят танки на железнодорожные платформы.

– Здорово! – обрадовался Бычевский.

– И я так считаю, – сказал Евстигнеев. – Составил донесение для Москвы, но Жукову его не дам. Он говорит: «Провокации. Вот что такое сведения твоих агентов. Узнай, кто за этим стоит».

Евстигнеев также рассказал, что получил сообщение из 8-й армии, находившейся в районе Ораниенбаума, они подобрали на поле боя убитых и раненых из 291-й и 58-й немецких дивизий. Жукова это очень заинтересовало, потому что два дня назад эти дивизии были в районе Пулкова.

И Евстигнеев пришел к выводу: фронтальное наступление немцев на Ленинград действительно слабеет.

Бычевский упомянул, что, видимо, поэтому Евстигнеев показался ему более спокойным.

– Ну как сейчас можно успокаиваться? – возразил тот. – Просто это профессиональная манера поведения.

Все это происходило 21-го. А вечером 23-го Жуков пригласил Евстигнеева и спросил, посылал ли он донесение разведки в Москву. Евстигнеев это подтвердил, и Жуков успокоился. Ведь Москва только что сообщила о появлении 4-й немецкой бронетанковой группы на Калининском фронте севернее Москвы. Жукова спрашивали, нет ли подтверждений о ее уходе с Ленинградского фронта.

Итак, донесения правильны, подтверждены сообщениями с фронта, из тыла. Немцы начали отводить войска. Слава Богу, воскликнул мысленно полковник Бычевский. Значит, не придется пустить в ход взрыватель «адской машины», главный ударный взрыватель. Ведь взлетел бы на воздух Кировский завод, железнодорожные виадуки, мосты, все крупные здания Ленинграда.

Через день или два Евстигнеев составил для Жукова еще одно донесение, он получил информацию о том, что немцы мобилизовали местных жителей на строительство долговременных окопов и блиндажей. Иногда русских, после того как они завершали работу на укреплениях, расстреливали. В Петергофе и других исторических парках немцы рубили большие сосновые и еловые рощи для устройства своих командных пунктов, обогревали казармы, устанавливали там печи, кровати, хорошую мебель.

– Что ты об этом думаешь? – спросил Жуков.

– Ясно, что темп фашистского наступления снижается, – ответил Евстигнеев. – Даже… можно предположить, что немецкая армия готовится зимовать в пригородах Ленинграда.

Но он осекся и замолчал. Очевидно было, что Жуков предпочитает пока воздерживаться от оптимистических выводов.

– Дураки мы будем, – резко бросил он, – если позволим врагу окапываться, где он пожелает, на нашем фронте. Все мои приказы об активной обороне и повсеместных атаках остаются в силе. Иными словами, закопаем их сами в землю. Тебе ясно?

Ясно было вполне. Как и то, что немцы окапываются. Новость разнеслась по Ленинграду. Адмирал И.С. Исаков после того, как услышал разговор Евстигнеева с Жуковым, вернулся в гостиницу «Астория», где жил в это время. Пожилой швейцар с длинной бородой в традиционном русском духе спросил: «Товарищ адмирал, правду говорят, что немцы окапываются?»

«Может быть, – сказал адмирал. – Если хочешь знать точно, спроси у бабушки Гитлера».

Немного отойдя, он услышал, как швейцар сказал милиционеру: «Ясно. Они окапываются, но это пока военная тайна».

Вскоре явилось подтверждение, слишком невероятное для измученного человеческого сознания тех дней.

Александр Розен нашел наконец 70-ю артиллерийскую дивизию, соединение, в котором служил до отступления к Ленинграду. Теперь дивизия была расположена слева от Пулковских рубежей возле Шушар. Он спал в блиндаже вместе с командиром полка Сергеем Подлуцким, когда их разбудил адъютант: «Скорее идите на командный пункт!»

Оба, накинув шинели, вышли. Было совсем раннее утро – сырое, туманное. Аромат влажных листьев наполнял воздух. Пока бежали на командный пункт, солнце вдруг вырвалось из-за туч. А на командном пункте возле стереооптического прибора наблюдения столпились люди. Наконец Розен в свою очередь прильнул к окуляру. Перед ним возникли немецкие солдаты, настолько близко, что казалось, до них можно было дотянуться рукой. Они усердно работали лопатами, молотками, сооружали долговременные траншеи, блиндажи.

Да, в самом деле! Наступление кончилось! Немцы окапываются на зиму.

Именно 21-го в штаб-квартире Гитлера генерал Варлимонт представил фюреру специальный доклад по вопросу о Ленинграде. Теперь немцы знали, что фронтальное наступление на город успеха не даст. Ну что ж, его не будет. Что же делать дальше? Доклад Варлимонта был озаглавлен так: «О блокаде Ленинграда».

«Для начала мы блокируем (герметически) Ленинград и разрушим его по возможности с помощью артиллерии и авиации.

Когда голод и террор сделают свое дело, мы можем приоткрыть одну дверь и разрешить людям выход из города без оружия…

Остальной «гарнизон крепости» может оставаться там на зиму. А весной мы войдем в город (не будем возражать, если финны сделают это раньше нас), вышлем всех, кто выживет, в глубь России или возьмем их в плен, сотрем Ленинград с лица земли и отдадим Финляндии территорию севернее Невы».

На следующий день была утверждена директива № 1а 1601/41, озаглавленная: «Будущее города Петербурга». В ней говорилось:

«1. Фюрер принял решение стереть город Петербург с лица земли. После разгрома Советской России существование этого огромного города не будет иметь никакого смысла. Финляндия также сообщила нам, что она не заинтересована в дальнейшем существовании города рядом с ее новыми границами.

2. Прежние требования военно-морского флота сохранить верфи, гавань и военно-морские сооружения известны, однако их выполнение невозможно в связи с главным