Шрифт:
Закладка:
Но Щербаков не имел возможности выполнить задачу. Численность дивизий была в десятки раз меньше штатного боевого состава, они были обескровлены, сражались из последних сил. У них почти не было артиллерии, орудийных снарядов и даже патронов для винтовок, мало мин и ручных гранат. Щербакову пришлось доложить Жукову, что выполнить приказ он не может. Для контратаки не было сил. Он все что мог сделал, чтобы удержать слабеющие позиции вокруг Ораниенбаума. В сущности, без постоянной поддержки артиллерии Балтийского флота – корабельных орудий, мощных береговых батарей на Красной Горке и в Кронштадте – он не мог выстоять.
Можно было предвидеть реакцию Жукова. Он сместил Щербакова и члена Военного совета 8-й армии И.Ф. Чухнова, назначив 24 сентября командующим армией генерал-майора Т.И. Шевалдина[148]. Генерал Духанов, прежний участник боев на Ленинградском фронте, был срочно отправлен на позиции 8-й армии, сражавшейся возле Стрельны, и поставлен во главе 10-й стрелковой дивизии. Он получил приказ 17 сентября. Пришлось добираться на катере до Ораниенбаума, затем назад по берегу, чтобы добраться до места. Дивизия его оказалась дивизией лишь по названию, в самом большом «полку» насчитывалось всего 180 человек. При такой мизерной численности требовалось противостоять немецким танкам. Духанов сумел продержаться отчасти благодаря тому, что подорвал мосты в Новом Петергофе, заминированные саперами Бычевского, перед наступающими немецкими танками.
Потом новый командующий армией генерал Шевалдин приказал ему начать контрнаступление на Стрельну и Лигово. Одновременно была сделана попытка высадить десант морской пехоты. Бойцы Духанова (теперь 19-й корпус) пошли в атаку и понесли тяжелые потери. Немцы хорошо окопались, их невозможно было выбить. По приказу Жукова Шевалдин позвонил Духанову.
«Ни шагу назад! – приказал Шевалдин. – Вы должны атаковать. Всем командирам, в том числе дивизионным, руководить атакой. Только вперед!»
Духанов хотел было возразить, но сдержал себя.
«Есть, – ответил он. – Прикажу начальнику штаба принять командование корпусом и поведу бойцов».
«Нет, – прервал его Шевалдин. – Вы должны направлять атакующих и отвечать за их действия. Выполняйте приказ».
Духанов бросил трубку. Корпусной комиссар В.П. Мжаванадзе[149] надел шинель, вытащил наган и, крикнув «Прощайте», повел в бой 10-ю дивизию.
Духанов приказ выполнил. Каждый командир и каждый комиссар шли во главе своей части в бой. Немцев удалось задержать, но не более того. У русских не хватало сил, чтобы отбросить немцев.
«Я не мог тогда и не могу теперь одобрить меры укрепления наших войск, предпринятые командующим 8-й армией, – писал впоследствии Духанов. – Корпус мог полностью остаться без командиров и подвергнуться страшному разгрому».
Но таков был метод Жукова. Атаковать! Командиры должны выполнить приказ. Могут при этом и погибнуть. А иначе – расстрел.
Федюнинский любил приводить слова пехотинца по фамилии Промичев, который якобы говорил товарищам: «Порядок у нас такой: ты отступишь – я тебя убью. Я без приказа отступлю – ты меня убьешь. Но Ленинград не отдадим».
Этот принцип Жуков применял во всех армиях. Например, в 54-й армии. Она была сформирована 23 августа и направлена в Волховский район с особой задачей: ослабить напор немцев на Ленинградский фронт. От нее требовалось не допустить целый ряд событий: не дать немцам окружить Ленинград с юго-востока; не дать отрезать Ленинград от Москвы; держать открытой дорогу к Ладожскому озеру и не дать фашистам прорваться к Мге и Шлиссельбургу.
Но ни одну из этих задач она не выполнила. В сущности, она вообще ничего не сделала. Командовал ею Г.И. Кулик, генерал НКВД, раболепствовавший перед небезызвестным Берией. Жуков расстрелял его 25 сентября и передал 54-ю армию своему начальнику штаба генералу Хозину, человеку надежному, крепкому. 48-я армия фактически перестала существовать под командованием генерал-лейтенанта М.А. Антонюка, ненадежного и слабого командира.
По распоряжению Жукова остатки 48-й просто включили в состав других частей Ленинградского фронта. Правда, включать было почти нечего. В атаку – или смерть.
Этот страшный призыв нашел повсеместный отклик в Ленинграде. Его подхватил Всеволод Вишневский: «Смерть трусам!», «Смерть паникерам!», «Смерть распространителям слухов!», «Под трибунал их!», «Дисциплина», «Мужество», «Стойкость»[150].
Впоследствии шли бесконечные споры о том, что остановило немцев и когда они были остановлены.
Гитлер с невероятной настойчивостью требовал, чтобы фон Лееб выполнил свою задачу – окружил Ленинград, соединился с финнами, уничтожил Балтийский флот. Его войска были нужны, очень нужны, на Московском фронте, где немцы наступали для нанесения решающего удара. Но как осуществить великие стратегические планы Гитлера – охват Москвы с тыла, резкий поворот, выход группы армий «Север» в тыл русским как раз в тот момент, когда фон Рундштедт ударит с фронта, – как это выполнить, если фон Лееб так увяз на Ленинградском фронте? Все решало время, а оно уходило. Нервное напряжение возрастало день ото дня. В толстом дневнике генерал-полковника Гальдера события отражены так, как их представляли себе в штабе фюрера и какими их видел сам Гальдер.
5 сентября Гитлер приказал фон Леебу как можно скорей высвободить бронетанковые части для операций московской группировки. Гальдер весьма неохотно позволил фон Леебу оставить у себя бронетанковые части, поскольку фон Лееб действовал успешно – или так, по крайней мере, казалось. 12-го бронетанковые части еще оставались у фон Лееба, 13-го Гальдер позволил их оставить «для продолжения наступления». Немцы полагали, что Ленинград почти в их руках и падет через день-два. Два дня спустя, 15 сентября, Гальдер все сохранял надежду на успех – наступление продолжалось.
Прошло еще два дня. Московский фронт больше не мог ждать. 6-я бронетанковая дивизия была снята с позиций. Началась переброска главных сил, мощного ударного кулака, который дал фон Леебу возможность прорваться к ленинградским пригородам и Клиновскому дому.
Весь 41-й бронетанковый корпус, группу Гёпнера, приказано было перебросить на Московский фронт.
Жуков выиграл. Ленинград выиграл. Но об этом еще никто не знал. Фон Лееб еще отчаянно старался добиться победы и ворваться в город, хотя уже началась переброска бронетанковых войск на юг. Но больше не было уверенности в успехе фон Лееба.
Гальдер был мрачен, 18-го он записал в свой журнал:
«Кольцо вокруг Ленинграда еще не затянуто так, как хотелось бы, а
