Шрифт:
Закладка:
В 4.30 Цыганова послали с донесением к полковнику Родионову, командиру полка. Штаб Родионова находился в Шереметевском парке. Вручив донесение, Цыганов получил награду – полчаса сна. Около 6.30 вечера его разбудили и послали с другим поручением к Ивану Глутову, капитану, руководившему командой саперов. Они были расположены возле плотины и канала; плотину Глутов заминировал и в случае сигнала, что немцы прорвались, обязан был взорвать, чтобы воды Финского залива затопили всю территорию от Лигова до больницы Фореля. Вот что должно было произойти, если бы немцы прорвали фронт у Клиновского дома.
Сразу после 9 часов вечера Цыганов почувствовал, что земля под ним содрогнулась. Послышался гул, словно промчался скорый поезд. Землетрясение? Взорвали плотину? На фоне багровых очертаний охваченного пожарами Лигова он заметил длинные огненные стрелы, с ревом пронзившие небо, словно метеориты. Они неслись от больницы Фореля к центру немецкой позиции.
«Наши «катюши»!» – закричал Глутов.
Да, это были «катюши» – ракетные многоствольные пусковые установки, самое секретное оружие в советском арсенале. Их применили в самую страшную ночь против немцев у Клиновского дома.
18 сентября в 11 часов вечера усталый полковник Панченко поехал в Смольный с докладом Жукову и ленинградскому командованию. Он привез отчет «о боевых действиях дивизии», как он скупо это охарактеризовал. Суть отчета состояла в том, что немцы остановлены.
В сущности, никто не знал, остановлены ли немцы. Лучше было этому не верить. А если остановлены, то ценой пролитой крови. Никогда не счесть жизней, отданных в те сентябрьские дни! Мимо Клиновского дома протекал ручей. Долгое время он был красного цвета от крови бойцов. «Катюши»? Возможно. Во время Второй мировой войны не было оружия страшнее «катюш». Их пронзительный вой, огненные хвосты, громовые удары вдруг сразу заполняли все пространство неистовым грохотом[147].
Сказывалась ли здесь железная воля Жукова? Он был ужасен в эти сентябрьские дни. Другого слова не подберешь. То одному, то другому командиру угрожал расстрелом. Снимал людей направо и налево. И требовал только одного: атаковать! В этом суть его первых приказов (сразу после того, как он принял командование). Не важно было, что часть малочисленна, что нет оружия, патронов, что люди неделями отступали. Приказ был неизменным: атаковать! За невыполнение – военный трибунал.
Атаковать или быть расстрелянным – простое уравнение.
17 сентября Жуков отдал общий приказ командирам всех частей 42-й и 54-й армий. В приказе говорилось, что любое отступление с рубежа Лигово – Пулково – Шушары – Колпино будет рассматриваться как тягчайшее преступление против Родины. Наказание – расстрел.
18 сентября рано утром Бычевский был занят на Окружной железной дороге, превращая ее во внутреннюю линию обороны.
Через каждые 50—100 метров он установил огневые орудийные позиции, используя оборудование, собранное на руинах Гатчинского и Выборгского укрепленных районов и приведенное в исправность за последние несколько дней на ленинградских заводах. Артиллеристы наметили секторы огня, были доставлены боеприпасы. Системы связи пока еще не было.
Он разместил группы саперов около крупных истребительных пунктов, где были заложены мины на пересечении главных шоссейных дорог, в трамвайном депо в Котлярове, на станции Порт, на Шоссейной. Направили также специальные команды для борьбы с немецкими танками, прорвавшимися в город.
В 4 часа утра появился адъютант Жукова и велел немедленно прибыть в Смольный. Войдя в приемную, Бычевский увидел генерала Федюнинского и корпусного комиссара Н.Н. Клементьева. Судя по их лицам, разговор был неприятный. Мокрый, усталый, весь в грязи, Бычевский вошел в кабинет Жукова. Тот сидел вместе с Ждановым, оба наклонились над картой.
– Вот, – сказал Жуков, – наконец-то. Где ты шатаешься? Всю ночь надо тебя разыскивать. Дрыхнул небось?
Бычевский объяснил, что занимался системой укреплений.
– А командующий 42-й армией об этих укреплениях знает?
– Утром я дам схему его начальнику штаба генералу Березинскому. Генерал Федюнинский сам будет там.
Жуков стукнул тяжелым кулаком по столу.
– Я не о схемах спрашиваю. Знает командующий про эти укрепления? Ты русский язык понимаешь?
Бычевский сказал, что Федюнинский как раз в приемной.
Жуков снова вспыхнул:
– Ты думаешь, что говоришь? Зачем это мне! Ты соображаешь, что если дивизия Антонова сегодня же ночью не займет оборонительный рубеж на Окружной дороге, то немцы могут ворваться в город? Тогда я тебя перед Смольным расстреляю как предателя!
Казалось, Жданову стало неловко, сам он так с людьми не разговаривал, не ругался никогда. И он вмешался:
– Товарищ Бычевский, почему же вы сами не пошли к Федюнинскому! Он только что принял армию. А дивизия Антонова, которая должна занять рубежи, только что сформирована. Если она двинется днем, ее же разбомбят. Вы понимаете, что это значит?
Бычевский наконец понял причину спешки. Дивизия Антонова, 6-я дивизия народного ополчения, должна была прибыть на позиции до утра. Он даже не знал, что 6-я включена в 42-ю армию, что ей приказано до рассвета прибыть на позиции за Пулково.
Тогда Бычевский попросил разрешения показать Федюнинскому новые рубежи.
– Дошло! – рявкнул Жуков. – Соображать надо. Если к 9 утра дивизия не будет на позициях, расстреляю.
Бычевский быстро ретировался и встретил в соседней комнате Федюнинского.
– Что, инженер, неприятности? – спросил тот.
Однако Бычевскому было не до шуток.
– Есть немножко, товарищ генерал, – торопливо ответил он. – Командующий обещал, что меня расстреляют, если 6-я дивизия к утру не будет на рубежах возле Окружной дороги. Пойдемте!
Федюнинский улыбнулся:
– Не сердись, инженер. Мы только что были у Георгия Константиновича, он нам тоже кое-что обещал.
6-я дивизия прибыла на место. Но лишь в последний момент.
Александр Розен был в штабе Федюнинского на Пулковских высотах. Удивительное время. Весь день 18-го немцы наступали. Теперь сумерки сгущались, на западе бледное солнце скрылось за тучи. Пошел небольшой дождь, стало скользко. Федюнинский и его штаб медленно пробирались к изломанным ходам сообщений, генерал вдруг остановился, поглядел вдаль. Темнело, но он все вглядывался. Разорвался снаряд, прошли мимо санитары с носилками. Немцы бомбили Ленинград сквозь облака. Розен услышал, как Федюнинский сказал: «6-я дивизия народного ополчения заняла оборонительные позиции на Окружной дороге. Это – последний рубеж».
Атаки, контратаки, контрнаступления. Жуков требовал этого от всех своих армий. 8-я армия была отрезана от Ленинграда, когда немцы прорвались к Финскому заливу, взяв под свой контроль узкую полоску земли, протянувшуюся от Петергофского дворца на западе через Стрельну к району Лигово на окраине Ленинграда.
Генерал-майор В.И. Щербаков, командующий 8-й армией, получил от Жукова
